Ковчег
Шрифт:
Повисла невыносимо муторная пауза. Собравшиеся буквально пожирали глазами Жертву. Занудин, в свою очередь, наблюдал за самими собравшимися. «Что это за интерес такой? — поддаваясь мысленному отвлечению, думал он. — Почему смерть или ее приближение способны так завораживать людей? Смерть сама по себе может показаться чем-то даже почти заурядным по сравнению с человеческой пучеглазо-ненасытной реакцией на ее факт…»
— Есть ли у тебя какая-либо просьба к нам? Последнее, так сказать, пожелание? — задал вопрос дядюшка Ной.
Жертва задумался.
— Да, есть, — ответил он через минуту. — Вы, возможно, посчитаете это глупостью или еще чем-то похуже… но я хочу, чтобы все здесь присутствующие попросили у меня прощения.
На лицах «ковчеговцев» отобразилось откровенное замешательство. Каждый второй, подметил Занудин, либо нервозно почесался, либо моргнул, сглотнул, косо поглядел на соседа.
— Я так и думал, — с тяжким вздохом произнес Жертва. — Всю мою жизнь меня шпыняли и всячески обижали, да я и сам позволял с собой так обращаться… а когда… так и… — Жертва горько разрыдался.
— Ну что ты, — потрепал его небритую щеку дядюшка Ной, — успокойся, сынок. Даже сейчас не время предаваться унынию. Таков рок… Всего шаг, быть может, отделял всех нас от цели — и вдруг ты преждевременно покидаешь наш сплоченный коллектив, это печально… Но все равно будь молодцом! Ничто не вечно, но и ничто не безвозвратно! Мы найдем ошибку, и мы ее исправим! А сейчас я прошу у тебя прощения, Жертва… Простишь ли ты старика? — Ной склонился над Жертвой и с шумным засасывающим звуком поцеловал его в бледный лоб.
— Вы… вы святой, дядюшка Ной, — всхлипнул Жертва, — вы святой!
Утешив беднягу, дядюшка Ной выпрямился и, незаметно облизывая губы, отодвинулся в сторону.
— Занудин… — позвал вдруг Жертва.
Ошеломленный Занудин, никак не ожидавший, что про него вообще кто-то здесь вспомнит, машинально протолкался вперед и застыл у одра умирающего.
— Занудин, — заговорил Жертва, — дядюшка Ной устыдил меня за мое малодушие, и я вновь не могу думать ни о чем другом кроме моей работы, которую я имел честь выполнять в «Ковчеге» и которую теперь вынужден оставить беспризорной. Это ужасно… Так будьте же моим преемником! Кого еще я решусь просить об этом…
Занудин открыл рот, но от растерянности не мог проронить ни звука. Жертва достал запрятанный под простынями пухлый, с золотым обрезом и в переплете из черной кожи, блокнот. Под тонкими дрожащими пальцами зашелестели страницы.
— Сколько работы… сколько находок… о, если хоть крупица из того, что собрано мною, будет утеряна, не осмыслена, не применена… катастрофа… все чаяния не имели смысла… — забормотал Жертва. Взгляд его наполнился одухотворенностью, смешанной с глубокой неземной тоской.
Пролистав до последней исписанной страницы, Жертва в отчаянии захлопнул блокнот и буквально впихнул книжицу в руки Занудину, словно рисковал обжечься, удержи ее у себя секундой дольше.
— Здесь вы найдете все необходимое, Занудин, — Жертва задумался, а затем продолжал с самым серьезным видом, тон становился не меньше чем инструкторским: — Но в работу надо включаться без промедления. Уже на месяц вперед у меня составлен график посещений. И вы не должны, по возможности, отпугнуть никого, ко всякому попытаться найти соответствующий подход, из каждого выжать максимум полезной информации. Слишком много сил было потрачено на договоренности о намеченных визитах — если вы способны, конечно, оценить…
Скребя ногтем корешок доверенного ему блокнота, Занудину ничего не оставалось как послушно внимать рассказу Жертвы, демонстрировать утвердительные кивки и угодливые ужимки.
— Через четыре дня, — продолжал Жертва, — у вас встреча с Сизой Бородой. Только не называйте его так. Он оскорбится. Называйте его бароном. Или даже лучше — маршалом. Маршал Жуль тэ Рецт. Побалуйте этого филина предрасположенностью к легкой ненавязчивой беседе о Чанне Тарк и его участии в восхождении звезды Орлеанской девы. Не раздражайте фольклорными выдумками об убиенных женах. Правда, и в убийствах детей в нелепой надежде вызова нечистой силы, которая бы превращала для его алчной персоны неблагородные металлы в золото, он может не признаться, гм… Ну и леший с ним тогда! В этом строптивом кадре я никогда не был особо заинтересован… Еще через неделю вы встретитесь с Отольфом Китлером. Этот кадр также строптив, но весьма ценен. Судьбы народов, подчиненные власти одного земного разума — привлекательнейшая тема, которую я по глупости своей обходил стороной. «Прицепом» к Китлеру последуют развоплощения Володара Лемина, Алика Македянского, Надалиона, Иозифа Стольного, Нао Цыдуна, Кая Ювия Цесара. От всех них ждите высокомерия и чрезмерной привередливости, больших запросов… Но не забывайте, что именно вы здесь хозяин положения! Затем вас посетит кровавая графиня Ерчбета Патори, заживо замурованная в своем замке в Кахтице. Занимательная особа, черными деяниями переплюнувшая славу самого графа Тракулы. Найдете ли общий язык с этой ведьмой — не знаю. Но должны стараться, Занудин, должны стараться. Ще Куивара, последний в списке — тоже по-своему колоритная фигура. Революционер-романтик. Счастливый только в борьбе и пылу потрясений, этот чем-то похожий на Иисуса Христа человек искренне верил, что свободу можно навязать силой. Весьма занимательно. Масса интереснейшего материала. Впрочем, Куивару вы можете отдать на попечение Панкам, если они не против. Таких кумиров молодежи поискать. Удивительно, как можно завладеть умом и возвышенного интеллектуала и озлобленного дегенерата с одинаковым завидным успехом. Ну а впоследствии вы будете организовывать контакты по личному усмотрению, по своим выявившимся пристрастиям. Дерзайте.
Жертва вздохнул.
— Не знаю, что и сказать, — выдавил из себя Занудин после затянувшейся паузы. — Не уверен по поводу того, что у меня получится…
— Получится! — отрезал дядюшка Ной, пристально взглянув на Занудина и давая тем самым понять, что не самая лучшая идея вступать в пререкания с умирающим.
— Буду стараться оправдать доверие, — Занудин опустил глаза в пол, но все же чувствовал, что старик по-прежнему не сводит с него взгляда. — Прости меня, Жертва, если что не так было… — еле слышно добавил он.
Дядюшка Ной одобрительно закивал. Жертва снова принялся всхлипывать.
— Спасибо. Я прощаю…
Занудин, попятившись, поскорее скрылся за спинами «ковчеговцев».
— И меня прости, Жертвочка, бедненький, ой-ой-ой, — запричитала Женщина, принимая «эстафету». — Успокоюсь ли я теперь, зная, как мало ласки ты от меня получал.
— Я прощаю тебя, Женщина…
— И меня, Жертва, прости, — сказал Поэт. — Пусть и жили мы порой по закону курятника «толкай ближнего, гадь на нижнего» — и все-таки…
— И меня, — в один голос отозвались Музыкант с Виртуалом, перебивая словоохотливого Поэта.
— Прощаю, прощаю… — краешки губ на заплаканном лице Жертвы подернулись в улыбке. Он уже «не успевал» прощать всех сразу.
— И я тоже прошу прощения, — подпрыгивал тут же, возле кровати, карлик, цепляясь руками за край одеяла.
Всем стало как-то легче и радостнее на душе. Никто минуту назад и представить себе не мог, что просьба о прощении у умирающего таит в себе такой тонизирующий эффект! Аура доброжелательности озарила комнату, незримо окутала присутствующих. И дышалось уже совсем иначе — свежо, по-весеннему…