Кожаный Чулок. Большой сборник
Шрифт:
– — Вот именно,— отозвался новоприбывший, прилежно размахивая касторовой треуголкой, чтобы создать хоть какое-то подобие ветерка в неподвижном лесном воздухе, и предоставляя слушателям решать, на какой из вопросов молодого человека он ответил своим замечанием. Однако, отдышавшись и освежив лицо, он продолжал:
— Я слышал, вы держите путь в форт Уильям-Генри, и, поскольку сам направляюсь туда же, решил, что поездка в приятной компании доставит удовольствие как мне, так и вам.
— Насколько я понимаю, вы несправедливо присвоили себе решающий голос,— заметил Хейуорд.— Нас здесь трое, а вы посоветовались только с самим собой.
— Это не более несправедливо, чем
Блондинка, опустив смеющиеся глаза, уставилась на уздечку своей кобылы, и нежный румянец на ее щеках заметно сгустился; зато яркие краски на лице ее спутницы сменились бледностью, и она медленно двинулась вперед с видом человека, которому наскучил разговор.
— Если вы направляетесь к озеру, то сбились с пути,— высокомерно бросил Хейуорд.— Большая дорога осталась по крайней мере в полумиле позади вас.
— Вот именно! — воскликнул незнакомец, нисколько не обескураженный холодным приемом.— Я прожил в форте Эдуард целую неделю и не разузнать дорогу мог лишь в том случае, если бы лишился языка, а это означало бы конец моему призванию.
Тут он слегка хихикнул, как человек, скромность которого не позволяет ему более откровенно восхититься собственной остротой, решительно, впрочем, не понятой его слушателями, и продолжал с подобающей торжественностью:
— Человеку моей профессии не приличествует быть накоротке с теми, кого он призван наставлять; по этой причине я и не последовал за отрядом; кроме того, я полагаю, что джентльмен вроде вас лучше разбирается в том, что касается способов передвижения. Вот я и решил примкнуть к вам, дабы сделать переезд более приятным и украсить его беседой.
— В высшей степени произвольное, чтобы не сказать необдуманное решение! — вскричал Хейуорд, не зная, то ли дать выход нарастающему раздражению, то ли расхохотаться в лицо чудаку.— Но вы упомянули о своей профессии и обязанности наставлять других; уж не состоите ли вы учителем благородной науки нападения и защиты? А может быть, вы один из тех, кто чертит линии да углы под предлогом занятий математикой?
Незнакомец с нескрываемым изумлением уставился на Хейуорда, а затем, без каких-либо признаков самодовольства, торжественно и скромно ответил:
— Надеюсь, о нападении ни с той, ни с другой стороны нет и речи; о защите я тоже не помышляю, так как по соизволению божию не свершил ни одного тяжкого прегрешения с тех пор, как в последний раз молил господа простить меня. Намека вашего на углы и линии я вовсе не понял; учить же ближних предоставляю тем, кто избран для этого святого дела. Я притязаю на дарование и почитаю себя сведущим лишь в славном искусстве воздавать хвалу и благодарность посредством псалмопения.
— Этот человек, несомненно, питомец Аполлона,— со смехом воскликнула Алиса, оправившись от недолгой растерянности,— и я беру его под свое особое покровительство. Полно, Хейуорд, перестаньте хмуриться и позвольте ему ехать с нами хотя бы из состраданья к моему слуху, жаждущему нежных звуков. Кроме того,— торопливым шепотом прибавила она, бросая беглый взгляд на Кору, которая, опередив их, медленно следовала за молчаливым и по-прежнему угрюмым проводником,— при нужде у нас будет лишний друг.
— Неужто вы думаете, Алиса, что я повез бы тех, кого люблю, по этой незнакомой тропе, если бы предполагал, что такая нужда может возникнуть?
— Да нет же, я вовсе теперь так не думаю. Но этот чудак забавляет меня, и если впрямь «душа его полна музыки», не стоит неучтиво отказывать ему в нашем обществе.
Она повелительно указала хлыстом на дорогу, и глаза их встретились; молодой человек помедлил, чтобы продлить это мгновение, а затем, повинуясь своей нежной повелительнице, пришпорил коня и в несколько скачков нагнал Кору.
— Рада встретить вас, друг мой,— продолжала Алиса, сделав незнакомцу знак поравняться с ней и вновь пуская рысью своего нэррегенсета.— Пристрастные родственники почти убедили меня, что я не лишена известных способностей в пении дуэтом, и мы могли бы скрасить нашу поездку, предаваясь любимому занятию. К тому же мне, несведущей, было бы чрезвычайно полезно услышать мнение искушенного знатока.
— В подобающих случаях псалмопение есть поистине отрада для души и тела,— отозвался незнакомец, без колебаний приняв предложение девушки следовать за нею,— и ничто на свете не успокаивает мятущийся разум надежнее, нежели такой утешительный способ общения с ближними. Однако для полноты гармонии необходимы четыре голоса. У вас, по всем признакам, мягкое и звучное сопрано. Я, при известном усилии, могу брать самые высокие теноровые ноты, но нам недостает контральто и баса. Правда, офицер королевской армии, так долго колебавшийся, прежде чем допустить меня в свое общество, мог бы, судя по его интонациям в обычном разговоре, исполнить басовую партию...
— Не судите слишком поспешно: внешние признаки часто обманчивы,— с улыбкой возразила девушка.— Хотя майор Хейуорд разговаривает подчас на низких нотах, подлинный голос его, поверьте, можно скорее назвать сладким тенором, нежели басом, как вам почудилось.
— Значит, он тоже искушен в искусстве псалмопения? — осведомился ее простодушный спутник.
Алиса чуть не расхохоталась, но подавила приступ веселья и ответила:
— Боюсь, что он предпочитает светские романсы. Тревоги и лишения солдатской жизни мало благоприятствуют серьезным наклонностям.
— Голос, равно как другие таланты, дан человеку, дабы пользоваться им на благо ближним, а не употреблять его во зло,— объявил ее собеседник.— Меня, например, никто не упрекнет в том, что я пренебрег своим дарованием. Хотя юность моя, подобно юности царя Давида, была потеряна для музыки, я ежечасно благодарю господа за то, что ни разу не осквернил свои уста грубым светским стихом.
— Значит, вы ограничиваетесь исключительно духовным пением?
— Вот именно. Как псалмы Давида превосходят любые другие творения, так и мелодии, на которые они были положены богословами и учеными нашей страны, стоят выше суетных светских напевов. К счастью, я с гордостью могу заявить, что пою лишь о помыслах и чаяниях царя израильского, и, хотя новые времена потребовали известных незначительных изменений в переводе псалмов, текст их, которым мы пользуемся в колониях Новой Англии, настолько затмевает все остальные варианты, что по богатству, точности и одухотворенной простоте остается весьма близок к великому созданию боговдохновенного автора. Где бы я ни очутился, сплю я или бодрствую, со мной всегда и всюду экземпляр этой несравненной книги, выпущенной и Бостоне двадцать шестым изданием в тысяча семьсот сорок четвертом году от рождества Христова под заглавием: «Псалмы, гимны и духовные песнопения Ветхого и Нового заветов, достоверно переложенные английскими стихами на пользу, поучение и утешение верующим, особенно верующим Новой Англии, как в частной, так и в общественной жизни».