Кожаный Чулок. Большой сборник
Шрифт:
С этими словами он повернулся и хотел уже покинуть пещеру тем путем, каким пришел Хейуорд, как вдруг чей-то грозный рев донесся до его слуха и вынудил дикаря остановиться. В дверях появился медведь и мирно уселся на пороге, по привычке раскачиваясь из стороны в сторону. Магуа, как до него отец больной женщины, внимательно посмотрел на зверя, словно силясь понять, что тот собой представляет. Хитрый индеец стоял выше предрассудков своего племени и, узнав хорошо ему знакомую одежду колдуна, с холодным презрением двинулся мимо него. Но еще более громкий и грозный рев опять заставил его остановиться. Затем, решив, видимо, что с него довольно шуток, Магуа
— Глупец! — прикрикнул Магуа по-гуронски.— Иди забавляться с женщинами и детьми, а мужчин предоставь их мудрости.
Он вновь попытался пройти мимо предполагаемого колдуна, не сочтя даже нужным пригрозить ему острым ножом, висевшим у него на поясе. Вдруг зверь вытянул руки, вернее, лапы, и сгреб гурона в объятия, а они не уступали по силе хваленой медвежьей хватке. Хейуорд, который, затаив дыхание, наблюдал за действиями Соколиного Глаза, оставил Алису и схватил ремень из оленьей кожи, стягивавший какой-то тюк; когда же молодой человек увидел, что железные объятия разведчика приковали руки Магуа к телу, он ринулся на помощь и связал индейца, несколько раз обмотав его ремнем и проделав все это быстрее, чем мы сумели описать. Когда могучий гурон был крепко-накрепко скручен, разведчик разжал руки, и Дункан опрокинул беспомощного врага на спину.
Во время этой необычной и нежданной схватки Магуа не проронил ни слова, хотя отчаянно боролся до тех пор, пока не понял, что угодил в руки человеку, чьи нервы и мышцы несравненно крепче его собственных. Даже тогда, когда Соколиный Глаз, решив объяснить все противнику, без ненужных слов сдвинул набок косматую голову зверя и выставил напоказ свое честное суровое лицо, гурон настолько сохранил свое стоическое самообладание, что у него вырвалось лишь обычное индейское «ха!».
— Ага, вспомнил-таки, что у тебя есть язык! — невозмутимо усмехнулся победитель.— А теперь, чтобы ты на нашу погибель не воспользовался им, мне придется заткнуть тебе глотку.
Поскольку времени терять было нельзя, Соколиный Глаз немедленно принял вышепомянутую необходимую меру предосторожности, надежно заткнув индейцу рот, и теперь мог с полным основанием считать, что враг его выбыл из строя.
— Как пробрался сюда этот мошенник? — полюбопытствовал неутомимый разведчик, покончив с делом.— После того как вы ушли, ни одна живая душа не проскользнула мимо меня.
В ответ Дункан указал на дверь, через которую пришел Магуа и которая сейчас представляла собой почти непреодолимое препятствие для бегства.
— Ну, так выводите девушку,— продолжал его друг.— Мы выберемся в лес через другой вход.
— Невозможно! — возразил Дункан.— Она без чувств — страх окончательно сломил ее... Алиса! Дорогая, любимая моя Алиса, вставайте! Мы должны бежать!.. Бесполезно! Она слышит меня, но не в силах пошевелиться. Ступайте, мой достойный и благородный друг! Спасайтесь и предоставьте меня судьбе!
— Каждый след приходит к концу, каждая беда служит уроком! — отозвался разведчик.— Вот, закутайте ее в это индейское покрывало. Да, да, с головой,— девушка ведь такая маленькая. Ножки тоже скройте, иначе они выдадут ее — в здешней глуши вторых таких не найдешь. Заворачивайте ее всю-всю. А теперь берите на руки и следуйте за мной. Остальное уже мое дело.
Дункан, как это можно было заранее предположить, с величайшей охотой повиновался, и не успел разведчик договорить, как майор поднял девушку на руки и последовал за ним. Беглецы прошли мимо больной, по-прежнему одиноко лежавшей в беспамятстве. Миновав галерею, они очутились у маленькой плетеной двери, за нею раздавался приглушенный говор, возвестивший им, что друзья и родичи больной собрались у входа и терпеливо ждут разрешения войти.
— Если я раскрою рот,— прошептал Соколиный Глаз,— мой английский язык, на котором только и подобает говорить белому человеку, выдаст мошенникам присутствие врага. Поговорите-ка с ними на вашей французской тарабарщине, майор, и скажите, что мы заперли злого духа в пещере, а женщину несем в лес, чтобы подкрепить ее там целебными кореньями. Пустите в ход всю вашу хитрость и не стесняйтесь: наше деле правое.
Дверь приоткрылась, словно кто-то прислушивался снаружи к тому, что делается внутри, и это вынудило разведчика прервать наставления. Свирепый рев тут же отогнал любопытного, после чего Соколиный Глаз смело распахнул дверь и вышел, продолжая разыгрывать роль медведя. Дункан двинулся за ним по пятам и вскоре очутился среди довольно многочисленной группы встревоженных родичей и друзей больной.
Толпа расступилась, пропустив вперед отца и еще одного молодого воина, по всей видимости, мужа больной.
— Прогнал ли мой брат злого духа? — осведомился отец.— И кто это у него на руках?
— Твое дитя,— торжественно ответил Дункан.— Злой дух вышел из нее и заперт в скале. Я несу женщину в лес, чтобы подкрепить ее и навсегда излечить. С восходом она вернется в вигвам мужа.
Когда отец перевел смысл слов чужестранца на язык гуронов, в толпе послышался сдержанный одобрительный гул: новость явно удовлетворила собравшихся. Сам вождь, знаком велев Дункану продолжать путь, принял величественную позу и твердо объявил:
— Иди! Я — мужчина; я войду в пещеру и сражусь со злым духом.
Дункан, с радостью подчинившийся ему, хотел было уйти, но, услышав эти слова, прирос к месту.
— Уж не сошел ли мой брат с ума? — воскликнул он.— Или он не жалеет свою дочь? Он встретится со злым духом, и тот либо войдет в него, либо ускользнет в лес и там снова настигнет больную. Нет, пусть дети мои ждут его здесь, у входа, и если он появится, забьют его дубинами. Он хитер и спрячется в горах, когда увидит, сколько людей готово вступить с ним в бой.
Этот странный совет возымел желательное действие. Отец и муж не вошли в пещеру, а вытащили томагавки и встали у входа, готовые отомстить мнимому мучителю больной, а женщины и дети принялись с той же целью ломать ветки и собирать камни. Лжеколдуны воспользовались благоприятным случаем и скрылись.
Хотя Соколиный Глаз рассчитывал на суеверия индейцев, он тем не менее знал, что наиболее умные вожди краснокожих скорее терпят эти предрассудки, чем разделяют их. Он хорошо понимал, насколько дорога сейчас каждая минута. Как ни глубоко было заблуждение врагов, как ни способствовало оно его планам, малейшее подозрение, возникни оно у хитрых индейцев, могло оказаться роковым. Поэтому он выбрал тропинку, где можно было меньше всего опасаться, что их заметят, и обогнул деревню, не заходя в нее. Вдали, при свете потухающих костров, еще видны были воины, переходившие от хижины к хижине. Но дети уже прекратили игры, забрались в постели из звериных шкур, и ночная тишина постепенно пришла на смену шуму и суматохе хлопотливого вечера, отмеченного такими важными событиями.