Кожаный Чулок. Большой сборник

Купер Джеймс Фенимор

Встретили его угрюмо, молчаливо и настороженно. Стоявшие впереди воины расступились, давая дорогу лучшему оратору делаваров, владевшему всеми языками северных туземцев.

— Мудрый гурон — наш желанный гость,— начал делавар на языке макуасов.— Он пришел, чтобы отведать сакетеш вместе со своими озерными братьями?

— Он пришел,— подтвердил Магуа, наклоняя голову с величавостью восточного государя.

Вождь протянул ему руку, и они еще раз обменялись дружеским приветствием. Затем делавар пригласил гостя к себе в хижину, чтобы разделить с ним утреннюю трапезу. Предложение было принято, и оба вождя в сопровождении

нескольких стариков молча удалились. Как ни хотелось оставшимся узнать причину столь необычного посещения, они ни словом, ни жестом не выдали своего нетерпения.

За недолгой и скудной трапезой разговор велся крайне осторожно: беседа шла главным образом об охоте, в которой недавно участвовал Магуа. Люди самого утонченного воспитания — и те не смогли бы принять гостя непринужденней и учтивее, чем это удалось делаварам, хотя каждый из хозяев прекрасно понимал, что посещение Магуа продиктовано какими-то тайными и немаловажными для их племени соображениями. Когда собравшиеся утолили голод, а женщины убрали блюда и тыквенные бутыли, обе стороны приготовились к щекотливому и трудному словесному поединку.

— Обратил ли снова свое лицо мой Великий канадский Отец к его детям гуронам?—осведомился дела-варский златоуст.

— А разве он отвращал его? — отпарировал Магуа.— Он называет мой народ любимейшим своим сыном.

Делавар молча наклонил голову в знак согласия с тем, что, как он прекрасно знал, было заведомой ложью, и продолжал:

— Томагавки ваших молодых воинов густо окрасились кровью!

— Это правда. Но сейчас они снова блестят и затупились: ингизы мертвы, а делавары — наши соседи!

Собеседник ответил на этот миролюбивый комплимент учтивым жестом и смолк. Магуа, сделав вид, что намек на резню навел его на мысль об одном из ее последствий, полюбопытствовал:

—- Не доставляет ли моя пленница слишком много хлопот моим братьям делаварам?

— Мы рады ей.

— Тропа от делаваров к гуронам коротка и нахожена; если пленница беспокоит моих братьев, отошли ее к моим женщинам.

— Мы рады ей,— еще выразительней повторил вождь делаваров.

Магуа растерялся и на несколько секунд замолчал, стараясь всем своим видом выразить полное безразличие к отказу, на который натолкнулся при первой же попытке вернуть Кору.

— Оставляют ли делаварам в горах мои молодые воины достаточно места для охоты? — спросил он наконец.

— Ленапе сами хозяева у себя в горах,— раздался несколько высокомерный ответ.

— Это хорошо. Среди краснокожих царит справедливость! Зачем им чистить томагавки и точить ножи друг на друга? Разве с них мало бледнолицых врагов?

— Верно! — в один голос воскликнули несколько слушателей.

Магуа выждал, чтобы слова его успели смягчить делаваров, и лишь потом добавил:

— Не наткнулись ли мои братья в лесах на следы чужих мокасин? Не попадались ли им отпечатки ног белых?

– — Пусть мой канадский Отец приходит,— уклончиво отозвался хозяин.— Его дети рады встретиться с ним.

— Великий вождь приходит в вигвамы индейцев, чтобы выкурить с ними трубку. Гуроны тоже рады ему. Но у ингизов длинные руки, а ноги их не знают усталости! Моим молодым воинам показалось, что они заметили следы ингизов у становища делаваров.

— Ингизы не застанут ленапе спящими.

— Это хорошо. Воин, чьи глаза открыты, видит врага,— одобрил Магуа, снова меняя тему: он убедился, что ему не перехитрить собеседника,-— Я принес моему брату подарки. Его племя не встало на тропу войны, потому что не сочло нужным, но друзья его не забыли, где оно живет.

Объявив о своих щедрых намерениях, хитрый вождь гуронов поднялся и с торжественным видом разложил подарки перед ослепленными глазами хозяев. Подарки эти представляли собой главным образом дешевые безделушки, сорванные с убитых и пленных женщин из форта Уильям-Генри. В распределении их лукавый гость проявил не меньше искусства, чем в выборе. Самые ценные он преподнес двум старейшим вождям, одним из которых был хозяин хижины, а остальные роздал более молодым с такими любезными и кстати сказанными комплиментами, что никто не смог считать себя обиженным. Одним словом, вся эта церемония столь удачно воззвала и к алчности и к самолюбию, что коварный Магуа без труда прочел в глазах собеседников результаты своей щедрости, так обильно сдобренной лестью.

Хорошо рассчитанный дипломатический ход Хитрой Лисицы немедленно возымел действие. Делавары отбросили обычную суровую сдержанность, и на лицах у них появилось более сердечное выражение; хозяин же, с особенным удовольствием разглядывая доставшуюся ему щедрую долю подарков, подчеркнуто выразительно проговорил:

— Мой брат — мудрый вождь. Мы рады ему.

— Гуроны любят своих друзей делаваров,— подхватил Магуа.— И почему бы им не любить? Тех и других окрасило одно и то же солнце, а праведные люди обоих племен будут по смерти охотиться на одних и тех же угодьях. Краснокожие должны дружить и открытыми глазами следить за бледнолицыми... Не встречал ли мой брат соглядатаев в лесу?

Делавар, чье имя в переводе на английский означало «Твердое Сердце», забыл, что вероятнее всего заслужил свое прозвище упорством и неподатливостью. Лицо его подобрело, и на этот раз он удостоил гостя более определенным ответом:

— Возле моего лагеря проходили чужие мокасины. Следы их ведут в мои хижины.

— Брат мой прогнал собак? — спросил Магуа, ничем не напомнив вождю о его прежних уклончивых ответах.

— Так не годится. Чужеземец—всегда желанный гость для ленапе.

— Чужеземец, но не лазутчик.

— Неужели ингизы делают лазутчиками женщин? Разве вождь гуронов не сказал, что в сражении он захватил пленниц?

— Он сказал правду. Ингизы подослали сюда лазутчиков. Они побывали в моих вигвамах, но никто не принял их как гостей. Тогда они побежали к делаварам. Они говорят: «Делавары — наши друзья, их души отвернулись от их канадского Отца».

Эти слова попали прямо в цель и в более цивилизованном обществе принесли бы Магуа славу искусного дипломата. Недавнее поведение племени, как было известно делаварам, вызвало недовольство их французских союзников, которые дали почувствовать, что впредь будут относиться к ним с недоверием. Даже не вдаваясь в тонкости политики, нетрудно было понять, что при таком положении вещей любая провинность делаваров могла навлечь на них неприятности. Их родные дальние деревни, охотничьи угодья, сотни женщин и детей, равно как значительная часть воинов, находились на французской территории. Поэтому тревожная весть, как и рассчитывал Магуа, была принята если уж не с испугом, то с явным беспокойством.