Кожаный Чулок. Большой сборник
Шрифт:
— Ветры дуют и бури завывают, когда угодно богу — иногда зимой, иногда летом, — ответил Зверобой, — и гагары говорят то, что им подсказывает их природа. Было бы гораздо лучше, если бы люди вели себя так же честно и откровенно. Прислушавшись к птичьему крику и поняв, что это не сигнал Непоседы, я лег и заснул. Когда рассвело, я проснулся и отправился на поиски пирог, чтобы минги не захватили их.
— Вы рассказываете нам не все, Зверобой, — сказала Джудит серьезно. Мы слышали ружейные выстрелы под горой на восточной стороне: эхо было гулкое и продолжительное и донеслось так скоро после выстрелов, что, очевидно, стреляли где-то вблизи от берега. Наши уши привыкли к таким звукам и обмануться не могли.
— На этот раз
Джудит слушала затаив дыхание.
Когда Зверобой, по своей обычной скромности, видимо, хотел прервать разговор на эту тему, она встала и, перейдя через горницу, села с ним рядом. Она взяла охотника за его жесткую руку и, быть может бессознательно, сжала ее.
Ее глаза серьезно и даже с упреком поглядели на его загорелое лицо.
— Вы сражались с дикарями. Зверобой, сражались в одиночку, без всякой помощи — сказала она. — Желая защитить нас — Хетти и меня, — быть может, вы смело схватились с врагом. И никто не видел бы вас, никто не был бы свидетелем вашей гибели, если бы провидение допустило такое великое несчастье!
— Я сражался, Джудит, да, я сражался с врагом, и к тому же первый раз в жизни. Такие вещи вызывают в нас смешанное чувство печали и торжества. Человеческая натура, по-моему, воинственная натура. Все, что произошло со мной, не имеет большого значения. Но, если сегодня вечером Чингачгук появится на утесе, как мы с ним условились, и я успею усадить его в лодку незаметно для дикарей или даже с их ведома, но вопреки их воле и желаниям, тогда действительно должно начаться нечто вроде войны, прежде чем минги овладеют замком, ковчегом и вами самими.
— Кто этот Чингачгук? Откуда он явился и почему придет именно сюда?
— Вопрос естественный и вполне законный, как я полагаю, хотя имя этого молодца уже широко известно в его родных местах. Чингачгук по крови могиканин, усыновленный делаварами по их обычаю, как большинство людей его племени, которое уже давно сломилось под натиском белых. Он происходит из семьи великих вождей. Его отец Ункас был знаменитым воином и советником своего народа. Даже старый Таменунд уважает Чингачгука, даром что тот еще слишком молод, чтобы стать предводителем на войне. Впрочем, племя это так рассеялось и стало так малочисленно, что звание вождя у них — пустое слово. Ну, так вот, лишь только нынешняя война началась всерьез, мы с Чингачгуком сговорились встретиться подле утеса близ истока этого озера, сегодня вечером, на закате, чтобы затем пуститься в наш первый поход против мингов. Почему мы выбрали именно здешние места — это наш секрет. Хотя мы еще молоды, новы сами понимаете — мы ничего не делаем зря, не обдумав все как следует.
— У этого делавара не могут быть враждебные намерения против нас, — сказала Джудит после некоторого колебания, — и мы знаем, что вы наш друг.
— Надеюсь, что меньше всего меня можно обвинить в таком преступлении, как измена, — возразил Зверобой, немного обиженный тем проблеском недоверия, который мелькнул в словах Джудит.
— Никто, не подозревает вас, Зверобой! — пылко воскликнула девушка. — Нет, нет, ваше честное лицо может служить достаточно порукой за тысячу сердец. Если бы все мужчины так же привыкли говорить правду и никогда не обещали того, чего не собираются выполнить, на свете было бы гораздо меньше зла, а пышные султаны и алые мундиры не могли бы служить оправданием для низости и обмана.
Девушка говорила взволнованно, с сильным чувством.
Ее красивые глазка, всегда такие мягкие и ласковые, метали искры. Зверобой не мог не заметить столь необычайного волнения. Но с тактом, который сделал бы честь любому придворному, он не позволил себе хотя бы единым словом намекнуть на это. Постепенно Джудит успокоилась и вскоре возобновила разговор
— Я не имею права выпытывать ваши тайны или же тайны вашего друга, Зверобой, и готова принять все ваши слова на веру. Если нам действительно удастся приобрести, еще одного союзника-мужчину, это будет великой подмогой в такое трудное время. Если дикари убедятся, что мы можем удержать в своих руках озеро, они предложат обменять пленников на шкуры или хотя бы на бочонок пороха, который хранится в доме. Я надеюсь на это.
На языке у молодого человека уже вертелись такие слова, как "скальпы" и "премии", но, щадя чувства дочерей, он не решился намекнуть на судьбу, которая, по всей вероятности, ожидала их отца. Однако Зверобой был так не искушен в искусстве обмана, что зоркая Джудит прочитала мысль на его лице.
— Я понимаю, о чем вы думаете, — продолжала она поспешно, — и догадываюсь, что бы вы могли сказать, если бы не боялись огорчить меня… то есть нас обоих, так как Хетти любит отца не меньше, чем я. Но мы иначе думаем об индейцах. Они никогда не скальпируют пленника, попавшего к ним в руки целым и невредимым. Они оставляют его в живых — конечно, если свирепая жажда крови внезапно не овладеет ими. Я не боюсь, что они снимут скальп с отца, и за жизнь его я спокойна. Если бы индейцам удалось подобраться к нам в течение ночи, весьма вероятно, мы потеряли бы наши скальпы. Но мужчины, взятые в плен в открытом бою, редко подвергаются насилиям, по крайней мере до тех пор, пока не наступает время пыток.
— Да, таков их обычай, и так они обыкновенно поступают. Но, Джудит, знаете ли вы, зачем ваш отец и Непоседа ходили к лагерю дикарей?
— Знаю, это было жестокое желание. Но как быть? Мужчины всегда останутся мужчинами. Даже те из них, которые ходят в мундирах, расшитых золотом и серебром, и носят офицерский патент в кармане, совершают такие же жестокости. — Глаза Джудит вновь засверкали, но отчаянным усилием воли она овладела собой. — Я всегда начинаю сердиться, когда подумаю, как гадки мужчины, — прибавила она, стараясь улыбнуться, что ей плохо удалось. — Все это глупости! Что сделано, то сделано, и причитаниями тут не поможешь. Но индейцы придают так мало значения пролитой крови и так высоко ценят храбрость, что, если бы они знали о замысле своих пленников, они даже стали бы уважать их за это.
— До поры до времени, Джудит, да, до поры до времени. Но, когда это чувство проходит, тогда рождается жажда мести. Нам с Чингачгуком надо постараться освободить Непоседу и вашего отца, потому что минги, без сомнения, проведут на озере еще несколько дней, желая добиться полного успеха.
— Значит, вы думаете, что на вашего делавара можно положиться, Зверобой? — задумчиво спросила девушка.
— Как на меня самого! Ведь вы говорите, что не сомневаетесь во мне, Джудит!
— В вас? — она опять схватила его руку и сжала ее с горячностью, которая могла бы пробудить тщеславие у человека, менее простодушного и более склонного гордиться своими хорошими качествами. — Я так же могла бы сомневаться в собственном брате! Я знаю вас всего лишь день. Зверобой, но за этот день вы внушили мне такое доверие, какое другой не мог бы внушить за целый год. Впрочем, вате имя было мне известно. Гарнизонные франты частенько рассказывали об уроках, которые вы давали им на охоте, и все они называли вас честным человеком.
— В те времена в английской и других армиях чины продавались. Можно было купить патент, дававший его владельцу право на чин офицера.
— А говорили они когда-нибудь о себе, девушка? — спросил Зверобой поспешно и рассмеялся своим тихим сердечным смехом. — Говорили ли они о себе? Меня не интересует, что они говорили обо мне, потому что я стреляю недурно, но какого мнения господа офицеры о своей собственной стрельбе? Они уверяют, что оружие-главный инструмент их ремесла. И, однако, иные из них совсем не умеют обращаться с ним.