Кожаный Чулок. Большой сборник
Шрифт:
— Уа-та-Уа велела мне сказать потихоньку, что вы не должны доверять ирокезам. Они гораздо хитрее, чем все другие индейцы, которых она знает. Затем она сказала, что есть большая яркая звезда, которая поднимается над холмом час спустя после наступления темноты. (Уа-та-Уа имела в виду планету Юпитер, хотя самане подозревала об этом). И когда звезда покажется на небе, девушка будет ждать вас у того места, где я сошла на берег прошлой ночью, и вы должны приплыть за нею в пироге.
— Хорошо, Чингачгук теперь достаточно понял, но он поймет лучше, если сестра пропоет ему еще раз.
Хетти повторила свои слова, рассказала более подробно, о какой звезде шла речь, и описала то место на берегу, к которому индеец должен был пристать. Затем она пересказала со всей обычной бесхитростной манерой весь свой разговор
— Уа-та-Уа сама не знает, подозревают ли они ее и догадываются ли о вашем прибытии, но она надеется, что нет. А теперь, Змей, после того как я рассказала так много о вашей невесте, — продолжала Хетти, бессознательно взяв индейца за руку и играя его пальцами, как дети играют пальцами родителей, — вы должны кое-что обещать мне. Когда женитесь на Уа-та-Уа, вы должны быть ласковы с ней и улыбаться ей так, как улыбаетесь мне. Не надо глядеть на нее так сердито, как некоторые вожди глядят на своих жен. Обещаете вы мне это?
— Всегда буду добрым с Уа! Слишком нежная, сильно скрутишь — она сломается.
— Да, а поэтому надо улыбаться ей. Вы и не знаете, как ценит девушка улыбку любимого человека. Отец едва улыбнулся мне, пока я была с ним, а Гарри громко говорил и смеялся. Но я не думаю, чтобы он улыбнулся хоть разочек. Знаете ли вы разницу между улыбкой и смехом?
— Смех лучше. Слушай Уа: смеется — думаешь, птица поет.
— Я знаю, ее смех очень приятен, но вы должны улыбаться. А еще, Змей, вы не должны заставлять ее таскать тяжести и жать хлеб, как это делают другие индейцы. Обращайтесь с ней, как бледнолицые обращаются со своими женами.
— Уа-та-Уа не бледнолицая; у нее красная кожа, красное сердце, красные чувства. Все красное. Она должна таскать малыша.
— Каждая женщина охотно носит своего ребенка, — сказала Хетти улыбаясь, — и в этом нет никакой беды. Но вы должны любить Уа, быть ласковым и добрым с нею, потому что сама она очень ласкова и добра.
Чингачгук важно кивнул головой в ответ и затем, по-видимому, решил, что тему эту лучше оставить. Прежде чем Хетти успела возобновить свой рассказ, послышался голос Зверобоя, призывавший краснокожего приятеля в соседнюю комнату. Змей поднялся со своего места, услышав этот зов, а Хетти вернулась к сестре.
ГЛАВА XIV
Смотрите, что за страшный зверь,
Такого еще не было под солнцем!
Как ящерица узкий, рыбья голова!
Язык: змеи, внутри тройные ногти,
А сзади длинный хвост к нему привешен!
Выйдя к другу, делавар прежде всего поспешил сбросить с себя костюм цивилизованного человека и снова превратился в индейского воина. На протесты Зверобоя он ответил, что ирокезам уже известно о присутствии в "замке" индейца. Если бы делавар и теперь продолжал свой маскарад, ирокезам это показалось бы более подозрительным, чем его открытое появление в качестве одного из представителей враждебного племени. Узнав, что вождю не удалось проскользнуть в ковчег незамеченным, Зверобой перестал спорить, понимая, что скрываться дальше бесполезно. Впрочем, Чингачгук хотел снова появиться в облике сына лесов не только из одной осторожности: им двигало более нежное чувство. Он только что узнал, что Уа-та-Уа здесь — на берегу озера, как раз против "замка", и вождю было отрадно думать, что любимая девушка может теперь увидеть его. Он расхаживал по платформе в своем легком туземном наряде, словно лесной Аполлон, и сотни сладостных мечтаний теснились в душе влюбленного и смягчали его сердце. Все это ровно ничего не значило, в глазах Зверобоя, думавшего больше о насущных заботах, чем о причудах любви. Он напомнил товарищу, насколько серьезно их положение, и пригласил его на военный совет. Друзья сообщили друг другу все, что им удалось выведать от своих собеседников. Чингачгук услышал всю историю переговоров о выкупе и, в свою очередь, рассказал Зверобою о том, что ему говорила Хетти. Охотник принял близко к сердцу тревоги своего друга и обещал ему помочь во всем.
— Это наша главная задача, Змей, да ты и сам это знаешь. В борьбу за спасение замка и девочек старого Хаттера мы вступили случайно. Да, да, я постараюсь помочь маленькой Уа-та-Уа, этой поистине самой доброй и самой красивой девушке вашего племени. Я всегда поощрял твою склонность к ней, вождь; такой древний и знаменитый род, как ваш, не должен угаснуть. Я очень рад, что Хетти встретилась с Уа-та-Уа; если Хетти и не слишком хитра, зато у твоей невесты хитрости и разума хватит на обеих. Да, Змей, — сердечно рассмеялся он, — сложи их вместе, и двух таких умных девушек ты не найдешь во всей колонии Йорк.
— Я отправлюсь в ирокезский лагерь, — серьезно ответил делавар. — Никто не знает Чингачгука, кроме Уа, а переговоры о жизни пленников и об их скальпах должен вести вождь. Дай мне диковинных зверей и позволь сесть в пирогу.
Зверобой опустил голову и начал водить концом удочки по воде, свесив ноги с края платформы и болтая ими, как человек, погруженный в свои мысли. Не отвечая прямо на предложение друга, он, по обыкновению, начал беседовать с самим собой.
— Да, да, — говорил он, — должно быть, это и называют любовью. Мне приходилось слышать, что любовь иногда совсем помрачает разум юноши, и он уже не в состоянии что-либо соображать и рассчитывать. Подумать только, что Змей до такой степени потерял и рассудок, и хитрость, и мудрость! Разумеется надо поскорее освободить Уа-та-Уа и выдать ее замуж, как только мы вернемся домой, или вождю от этой войны не будет никакой пользы. Да, да, он никогда не станет снова мужчиной, пока это бремя не свалится с его души и он не придет в себя. Змей, ты теперь не способен рассуждать серьезно, и потому я не стану отвечать на твое предложение. Но ты вождь, тебе придется скоро водить целые отряды по военной тропе, поэтому я спрошу тебя: разумно ли показывать врагу свои силы прежде, чем началась битва?
— Уа! — воскликнул индеец.
— Ну да, Уа. Я хорошо понимаю, что все дело в Уа, и только в Уа. Право, Змей, я очень тревожусь и стыжусь за тебя. Никогда я не слышал таких глупых слов из уст вождя, и вдобавок вождя, который уже прославился своей мудростью, хотя он еще молод и неопытен. Нет, ты не получишь пирогу, если только голос дружбы и благоразумия чего-нибудь да стоит.
— Мой бледнолицый друг прав. Облако прошло над годовой Чингачгука, глаза его померкли, и слабость прокралась в его ум. У моего брата сильная память на хорошие дела и слабая на дурные. Он забудет.
— Да, это нетрудно. Не будем больше говорить об этом, вождь. Но, если другое такое же облако проплывет над тобой, постарайся отойти в сторону. Облака часто застилают даже небо, но, когда они помрачают наш рассудок, это уже никуда не годится. А теперь садись со мной рядом, и потолкуем немного о том, что нам делать, потому что скоро сюда явится посол для переговоров о мире, или же нам придется вести кровавую войну. Как видишь, эти бродяги умеют ворочать бревнами не хуже самых ловких сплавщиков на реке, и ничего мудреного не будет, если они нагрянут сюда целой ватагой. Я полагаю, что умнее всего будет перенести пожитки старика Тома в ковчег, запереть замок и уплыть в ковчеге. Это подвижная штука, и с распущенным парусом мы можем провести много ночей, не опасаясь, что канадские волки отыщут дорогу в нашу овчарню.