Козлы
Шрифт:
— В деканат за бегунком.
Лысина его в тот момент была бордовая. Та часть, что виднелась из-под шапочки.
А в зачетке оказалась дыра вместо точки после «неуд». На три страницы! Зачем там вообще ставить точку, спрашивается?..
Сначала я решила, что по фиг. Когда вышла из аудитории, народ, как всегда, сгрудился вокруг — узнать, что там было. Я выложила всю историю в лицах и хорошо прикололась вместе с нашими. Даже приподняла юбку и продемонстрировала, за что два, — и пацаны согласились: есть за что. И самое смешное, все ведь знают, что Твердолобый импотент! — а туда же, на коленки пялиться!
— Плюнь, Лизка, — посоветовала Олька. —
Это она просто так сказала — а получился прикол. Все прям-таки выпали, и Анька Кривенко, шестерка, высунулась из аудитории: «Василий Ильич просит не шуметь!»… Ненавижу!
А потом мы сидели с Олькой в буфете, и она знай себе болтала про свое платье и какая у жениха машина, — а я слушала, хлебала противный столовский кофе, и на душе становилось мерзко. Конечно, главное для женщины… уж точно не прикладная математика, но об этом легко рассуждать, когда у тебя «уд» в зачетке и впереди целое лето со свадьбой впридачу. А я… Если Твердолобый пошлет на осень, батя меня прибьет. И это не шутки, он и в самом деле до сих пор… особенно когда налижется… А если я и осенью не сдам?!.. Нет, о таких страшных вещах лучше не думать. Не думать! Не думать, кому сказала!!!..
Короче, я подорвалась как раз на середине Олькиных самых что ни на есть откровений «между нами, девочками» и поплелась в деканат.
— Твердовский? — Марь-Игоревна поцокала языком и потрогала волосатую бородавку над губой. — Что-то он сегодня разошелся…
Наши все ещё толпились в коридоре, и я узнала, что Твердолобый успел отправить за бегунком шесть человек — не считая меня — и даже Коробову поставил четыре. Никто уже не прикалывался, наоборот, — смотрели на меня исподлобья и на вопросы отвечали не больше, чем двумя словами. Как будто это я виновата, что он такой козел.
И стало совсем хреново.
Трель телефонного звонка прошила голову электрическим разрядом — от виска к виску. Боги, яду! — требовал Понтий Пилат. Какого, проклятье, яду…
Василий Ильич потянулся, не вставая, через весь стол и, приподняв трубку, бросил её назад на рычаг. Невыносимая трель оборвалась. Но легче не стало. Голова была словно зажата в тисках, и добросовестный столяр медленно закручивал их потуже. Даже три дня назад, во время последнего приступа, начавшегося ещё на экзамене, доцент Твердовский не чувствовал себя так плохо…
Хлопнула дверь, отозвавшись в мозгу глухим ударом. На кафедру вбежала ассистентка Милочка — визгливое, вульгарное юное существо, по-летнему облаченное в коротенькое платьице на бретельках. Головная боль на секунду затаилась в предвкушении нового шквала, подкрепленного свежими силами извне. Доцент съежился, втупившись невидящим взглядом в конспект. Боги, пусть она помолчит!.. Боги, яду…
— Мне сказали, вы с завтрашнего дня уже в отпуску, — безжалостно защебетала Милочка, и шквал всей мощью обрушился на измученные извилины. Боже, какая везуха! А мне сидеть в приемной комиссии. Но зато потом — в Ялту! Славик уже взял путевки. Кстати, говорят, в августе-сентябре отдыхается лучше, уже не такая жара, а сейчас, передавали, температура воды двадцать шесть градусов! Впрочем, кому что нравится. Вы ведь тоже на море собираетесь, мне сказали?..
Он старался не слышать её — и не слышал, только неясные ассоциативные образы прорывались сквозь боль к изнуренному сознанию. Температура воды… на глубине она никогда не бывает чересчур высокой. Шерстяной свитер под гидрокостюмом… длинное копье подводного ружья… косяк рыбы, одну из которых… вот эту…
— … и, говорят, совсем недорого. Вам нехорошо, Василий Ильич? У меня таблетка есть, сейчас…
Он встряхнулся и сжал руками виски. Это все жара, нужно собираться и поскорее уходить. Да, по дороге не забыть закинуть ведомости в деканат… Возможно, на улице полегчает. Хотелось снять шапку, но от сквозняка может стать ещё хуже…
Таблетка? Какая таблетка, только Кузьмич способен ему помочь. Перед отъездом надо обязательно зайти к нему на сеанс, а лучше и записаться на индивидуальный прием. Хорошо, что выплатили отпускные, — на абитуриентах в этом году удалось заработать в общей сложности меньше трехсот долларов, а Кузьмич как раз поднял ставку до двадцати пяти… святому человеку тоже надо на что-то жить. В гривнях это получается…
Простейшее арифметическое действие едва не повергло его в болевой шок. Боги, яду… какие, проклятье, боги!..
Снова зазвонил телефон, но Милочка сняла трубку раньше, чем трель превратилась в орудие пытки.
— Алло? Сорвалось, — недовольно сообщила она, кладя трубку обратно. Ладно, Василий Ильич, я побежала, а если будут меня спрашивать… вы ведь ещё здесь?
— Нет, я уже иду, — сдавленно буркнул он.
— А-а. Ну ладно. Счастливого вам отпуска!
Ассистентка унеслась, напоследок припечатав мозги дверным хлопком. Твердовский выждал с полминуты, потом медленно поднялся и принялся собирать со стола бумаги, беспорядочно укладывая их в разинувший пасть дипломат. Беспорядочность претила, но разобраться во всем этом не было никаких сил. Вырваться, уйти отсюда!.. как можно скорее…
Скрипнула дверь — осторожно, робко и пронзительно.
— Василий Ильич…
Боги!..
Но резкой боли не последовало — лишь тупое, тягучее отвращение, которое заставило его несколько секунд помедлить над раскрытым дипломатом, прежде чем повернуть тяжелую многострадальную голову.
За порогом кафедры, словно не решаясь его переступить, переминалась на месте какая-то студентка. Длинноногая, на высоченных каблуках, в мини-юбке и кофточке с глубоким вырезом. Крутые формы, крашеные волосы белыми перьями, веснушки на щеках и абсолютная бессмысленность во взгляде. Пожизненная прогульщица, наверное, — Твердовский её не помнил.
— Что вам нужно? Я ухожу, — он опустил крышку дипломата и аккуратно, потише, защелкнул оба замка. Поправил шапку, чуть отодвинув со лба её колючий шерстяной край. Взял дипломат со стола и направился к двери.
Девица шагнула навстречу, споткнувшись на пороге.
— Я… по бегунку, — наконец выдавила она.
Пришлось остановиться — студентка загораживала дорогу, глядя на преподавателя сверху вниз тупыми карими глазами. Мигрень притаилась в висках, готовая к новому взрыву.
Это было уж слишком. Сегодня Твердовского с самого утра осаждали студенты — в основном из той злополучной третьей группы первого курса физиков, на экзамене которой начался прошлый приступ. Кстати, может быть, именно на тех великовозрастных недоумков голова среагировала и в этот раз. А что, теоретически вполне возможно: сумма темных и слабых астралов, осознающих свою ущербность и определенно желающих ему зла… надо бы поделиться своими соображениями с Кузьмичем. И, если святой человек согласится с его выводами… Неужели придется бросить работу в университете?! Из-за дикого стада несовершеннолетних козлов?!..