Козьма Прутков

Смирнов Алексей Евгеньевич

Большую часть времени я, однако, всегда уделял на занятие литературою. Ни служба в Пробирной Палатке, ни составление проектов, открывавших мне широкий путь к почестям и повышениям, ничто не уменьшало во мне страсти к поэзии. Я писал много, но ничего не печатал. Я довольствовался тем, что рукописные мои произведения с восторгом читались многочисленными поклонниками моего таланта, и в особенности дорожил отзывами об моих сочинениях приятелей моих: гр. А. К. Толстого и двоюродных его братьев Алексея, Александра и Владимира Жемчужниковых. Под их непосредственным влиянием и руководством развился, возмужал, окреп и усовершенствовался тот громадный литературный талант мой, который прославил имя Пруткова и поразил мир своею необыкновенною разнообразностью. Уступая только их настояниям, я решился печатать свои сочинения в «Современнике» ²⁶ .

Благодарность и строгая справедливость всегда свойственны характеру человека великого и благородного, а потому смело скажу, что эти чувства внушили мне мысль обязать моим духовным завещанием вышепоименованных

лиц издать Полное собрание моих сочинений, на собственный их счет, и тем навсегда связать их малоизвестные имена с громким и известным именем К. Пруткова.

Жизнеописание Козьмы Пруткова, составленное его опекунами

Скрывая истину от друзей, кому ты теперь откроешься?

Как ни дорого нам собственное представление о себе нашего героя, но есть же еще и другие мнения! Те господа, которых Козьма Петрович скромно именовал своими приятелями, сами называли себя его литературными опекунами. Они оставили нам краткое описание жизни Козьмы Пруткова, его внешний и психологический портреты. Они не стали скрывать истину ни от друзей, ни от почтенной публики, ни от потомков. К мемуарам опекунов мы теперь и переходим.

Слово Владимиру Михайловичу Жемчужникову.

Владимир ЖЕМЧУЖНИКОВ

БИОГРАФИЧЕСКИЕ СВЕДЕНИЯ О КОЗЬМЕ ПРУТКОВЕ

Козьма Петрович Прутков провел всю свою жизнь, кроме годов детства и раннего отрочества, в государственной службе: сначала по военному ведомству, а потом по гражданскому. Он родился 11 апреля 1803 г. ²⁷ ; скончался 13 января 1863 г.

В «Некрологе» и в других статьях о нем было обращено внимание на следующие два факта: во-первых, что он помечал все свои печатные прозаические статьи 11-м числом апреля или иного месяца; и, во-вторых, что он писал свое имя Козьма , а не Кузьма. Оба эти факта верны; но первый из них истолковывался ошибочно. Полагали, будто он, помечая свои произведения 11-м числом, желал ознаменовывать каждый раз день своего рождения; на самом же деле он ознаменовывал такою пометою не день рождения, а свое замечательное сновидение, вероятно только случайно совпавшее с днем его рождения и имевшее влияние на всю его жизнь. Содержание этого сновидения рассказано далее со слов самого Козьмы Пруткова. Что же касается способа писания им своего имени, то в действительности он писался даже не «Козьма», но Косьма,как знаменитые его соименники: Косьма и Дамиан, Косьма Минин, Косьма Медичии не многие подобные.

В 1820 г. он поступил на военную службу, только для мундира, и пробыл в этой службе всего два года с небольшим, в гусарах. В это время и привиделся ему вышеупомянутый сон. Именно: в ночь с 10 на 11 апреля 1823 г., возвратясь поздно домой с товарищеской попойки и едва прилегши на койку, он увидел перед собой голого бригадного генерала ²⁸ , в эполетах, который, подняв его с койки за руку и не дав ему одеться, повлек его молча по каким-то длинным и темным коридорам, на вершину высокой и остроконечной горы, и там стал вынимать перед ним из древнего склепа разные драгоценные материи, показывая их ему одну за другою и даже прикидывая некоторые из них к его продрогшему телу. Прутков ожидал с недоумением и страхом развязки этого непонятного события; но вдруг от прикосновения к нему самой дорогой из этих материй он ощутил во всем теле сильный электрический удар, от которого проснулся весь в испарине.

Неизвестно, какое значение придавал Козьма Петрович Прутков этому видению. Но, часто рассказывая о нем впоследствии, он всегда приходил в большое волнение и заканчивал свой рассказ громким возгласом: «В то же утро, едва проснувшись, я решил оставить полк и подал в отставку; а когда вышла отставка, я тотчас определился на службу в министерство финансов, в Пробирную Палатку, где и останусь навсегда!» Действительно, вступив в Пробирную Палатку в 1823 г., он оставался в ней до смерти, т. е. до 13 января 1863 года. Начальство отличало и награждало его. Здесь, в этой Палатке, он удостоился получить все гражданские чины, до действительного статского советника включительно, и наивысшую должность: директора Пробирной Палатки; а потом — и орден Св. Станислава 1-й степени, который всегда прельщал его, как это видно из басни «Звезда и брюхо». (Ниже привожу текст басни. — А. С.)

ЗВЕЗДА И БРЮХО Басня

На небе, вечерком, светилася звезда. Был постный день тогда: Быть может, пятница, быть может, середа. В то время по саду гуляло чье-то брюхо И рассуждало так с собой, Бурча и жалобно и глухо: «Какой Хозяин мой Противный и несносный! Затем, что день сегодня постный, Не станет есть, мошенник, до звезды; Не только есть! Куды! Не выпьет и ковша воды!.. Нет, право, с ним наш брат не сладит… Знай бродит по саду, ханжа, На мне ладони положа… Совсем не кормит, только

гладит». Меж тем ночная тень мрачней кругом легла. Звезда, прищурившись, глядит на край окольный: То спрячется за колокольней, То выглянет из-за угла. То вспыхнет ярче, то сожмется… Над животом исподтишка смеется. Вдруг брюху ту звезду случилось увидать, Ан хвать! Она уж кубарем несется С небес долой Вниз головой И падает, не удержав полета, Куда ж? в болото! Как брюху быть? Кричит: «ахти» да «ах!» И ну ругать звезду в сердцах! Но делать нечего! другой не оказалось… И брюхо, сколько ни ругалось, Осталось, Хоть вечером, а натощак. …………………………………………… Читатель! Басня эта Нас учит не давать, без крайности, обета Поститься до звезды, Чтоб не нажить себе беды. Но если уж пришло тебе хотенье Поститься для душеспасенья, То мой совет — (Я говорю из дружбы): Спасайся! слова нет! Но главное — не отставай от службы! Начальство, день и ночь пекущеесь о нас, Коли сумеешь ты прийтись ему по нраву. Тебя, конечно, в добрый час Представит к ордену Святого Станислава. Из смертных не один уж в жизни испытал, Как награждают нрав почтительный и скромный. Тогда, — в день постный, в день скоромный, — Сам будучи степенный генерал, Ты можешь быть и с бодрым духом И с сытым брюхом! Ибо кто ж запретит тебе всегда, везде Быть при звезде?

Звезда и брюхо. Иллюстрация В. А. Белкина. 1923 г.

Вообще он был очень доволен своею службою. Только в период подготовления реформ прошлого царствования ²⁹ он как бы растерялся. Сначала ему казалось, что из-под него уходит почва, и он стал роптать, повсюду крича о рановременности всяких реформ и о том, что он «враг всех так называемых вопросов!». Однако потом, когда неизбежность реформ сделалась несомненною, он сам старался отличиться преобразовательными проектами и сильно негодовал, когда эти проекты его браковали по их очевидной несостоятельности. Он объяснял это завистью, неуважением опыта и заслуг и стал впадать в уныние, даже приходил в отчаяние. В один из моментов такого мрачного отчаяния он написал мистерию: «Сродство мировых сил», впервые печатаемую в настоящем издании и вполне верно передающую тогдашнее болезненное состояние его духа [100] .

100

В таком же состоянии духа он написал стихотворение «Перед морем житейским»(привожу текст этого стихотворения. — А. С.):

Все стою на камне, — Дай-ка брошусь в море… Что пошлет судьба мне, Радость или горе? Может, озадачит… Может, не обидит… Ведь кузнечик скачет, А куда — не видит.

Вскоре, однако, он успокоился, почувствовав вокруг себя прежнюю атмосферу, а под собою — прежнюю почву. Он снова стал писать проекты, но уже стеснительного направления ³⁰ , и они принимались с одобрением. Это дало ему основание возвратиться к прежнему самодовольству и ожидать значительного повышения по службе. Внезапный нервный удар, постигший его в директорском кабинете Пробирной Палатки, при самом отправлении службы, положил предел этим надеждам, прекратив его славные дни.

Но как бы ни были велики его служебные успехи и достоинства, они одни не доставили бы ему даже сотой доли той славы, какую он приобрел литературною своею деятельностью. Между тем он пробыл в государственной службе (считая гусарство) более сорока лет, а на литературном поприще действовал гласно только пять лет (в 1853–54 и в 1860-х годах).

Разница вкусов. Иллюстрация В. А. Белкина. 1923 г.