Козявкин сын
Шрифт:
— Что ты мелешь? — Козихин комиссар у нас — в чека.
— Так что — что комиссар? Отец у него в заготконторе у нас. Напрятано у них, говорят, всего много. А мужики боятся доказать.
Егор ушел в контору заявить.
Вернулся с комиссией. Спустились в баржу, осмотрели.
— Ерунда! — сказал военный. — Умысла тут нет, сук, вероятно, не был замечен и выкрошился...
— Нет, тов. Козихин, тут и сучка-то нет, — возразил другой, в рабочей куртке: — что-то подозрительно... надо бы расследовать...
Козихина
Смотрит Пашка в лицо Козихину и думает: в шайке он с Крючковым или нет?
— Расследуем, товарищ, не беспокойся, — ответил рабочему Козихин и усмехнулся как-то одним углом рта.
«В шайке!» — твердо решил Пашка.
К вечеру Егора перевели на другую баржу, а эту в тот же вечер отправили на Чулымскую верфь — в ремонт.
XIV. СТРАШНАЯ НОЧЬ
Баржа была нагружена хлебом. Считал, считал Пашка, сколько мешков — сбился. Три дня грузчики таскали с берега мешки по доскам.
Готовились к отправке: дядя Егор мел после погрузки палубу, Пашка выкачивал насосом воду.
— Эх, скорее бы плыть, — горел нетерпением Пашка и часто всматривался в даль, вверх по реке, откуда должен притти буксирный пароход и взять баржу.
К вечеру дядю Егора позвали в контору. Стемнело. Небо покрылось тучами, налетал ветер. Залез Пашка в «конуру», накрылся кафтаном — лежит и думает — хоть бы ночью проходить Вороновскую пристань — может, забудет дядя Егор и не высадит.
Все равно, в деревню он не вернется, если и высадят его — убежит.
Воет ветер, хлещут волны.
Что-то стукнуло о баржу. Пашка прислушался, вытянул шею, смотрит в темноту — ничего не видно... Под бортом будто лодка пробирается...
— Это? — слышит Пашка тихий говор.
— Да, да...
— Водолив тут?
— Нет, никого нет; в конторе водолив у комиссара на допросе, Козихин допрашивает — задержит...
— Рубить?
— Руби у самого носа, что б не так слышно...
Слышно с лодки бросили веревку, зацепили за причала.
— Есть, — послышался голос уже с баржи, — давай топор!
Раздался глухой удар топора. Баржа вздрогнула. Пашке показалось, что баржа понеслась вниз по течению.
Ветер действовал заодно с шайкой: налетал сбоку на баржу — отгонял ее на середину.
Злоумышленник бегом перебежал с носа на корму, вскочил на рулевой мостик, повернул баржу поперек реки, чтобы ветром ее гнало вниз.
— Будет, слезай скорее, — торопил голос из темноты, — до Юшты дойдет, там в протоке переймут и посадят.
Человек спрыгнул с мостика, добежал до причал, потом весло ударилось несколько раз о баржу, и голоса затихли, только ветер продолжал дело разбойников, отгоняя баржу от города.
Пашка дрожал. Конец ему... Юштинская протока — рукой подать, переймут там и потопят. Закричать — не услышат из-за ветра.
Дядю Егора жалко, еще под суд отдадут. Что делать? Голова заработала, мысли неслись, точно подгоняемые ветром.
Припомнил Пашка, что, когда шли в город, то заметил, что под самым городом река разделялась на две протоки — Юштинскую и Черемошинскую.
— Эх, попробую в Черемошню свернуть!
Выскочил Пашка из каюты, забежал на мостик и уперся плечом в рулевое бревно. Подалось, еще налег — забила вода около руля; забурлила. Уперся Пашка ногами в упырину, чтобы руль не сдал — не может сдержать. Вдруг из темноты выступила какая-то черная стена.
«Что это за стена? — недоумевает Пашка, — ах, наскочит, разобьется баржа» — напряг свои последние силы, чтобы свернуть от стены — как вдруг получил сильный толчок в грудь и кубарем слетел с мостика...
Лбом ударился о что-то твердое, брызнули искры из глаз, потом все потемнело и смолкло.
XV. ПОСЛЕДСТВИЯ
Загудел отходящий пароход.
— Поехали! — пронеслось в Пашкиной голове; открыл глаза — светло... небо белое; хотел приподняться — не может, как будто привязан, повернул голову — белые стены, кровати кругом.
— Ну, как? — услыхал он знакомый голос дяди Егора.
— Да сейчас только глаза открыл, — сказала женщина в белом, — а то все без памяти.
Наклонился Егор над Пашкой, бородой по носу задел, защекотало в носу — чихнул Пашка.
— О, о! здоров будет, — сказал Егор: — первая примета, вернеющая...
— Дядя Егор! — чуть слышно произнес Пашка. — Где я?
— В больнице, где! Лежи знай...
— А хлеб?
— Есть захотел, погоди — накормят, очухайся сперва.
— Нет!— недовольно сморщил лоб Пашка. — Баржа утонула?
— Цела, цела, выздоровеешь — расскажешь.
— Будет разговаривать, товарищ, — сказал Егору подошедший доктор, — поправитесь, наговоритесь...
Пашка чувствовал, как на голову положили что-то холодное, и тело все ныло.
Через два дня дядя Егор снова зашел к Пашке, долго с ним разговаривал. Узнал Пашка, что, когда дядя Егор хватился баржи, он сильно напугался, поднял тревогу, и на рассвете увидали баржу на мели у острова со сломанным рулем, а Пашка без памяти лежал под мостиком с пробитой головой. Что баржу эту отправили с другим водоливом, а дядю Егора оставили для допросов, будто напали на след шайки. Крючкова забрали и посадили в тюрьму.