Шрифт:
I
Небо было грязно-белым, море неспокойным. Крупные облака отбрасывали черные тени на доки. Пароход «Антверпен», еще не покинувший пределы рейда, направлялся в сторону открытого моря, когда помощник поднялся на мостик к капитану и показал ему на блестящую точку, которая стремительно приближалась справа по борту в брызгах пены.
— Смотрите, кто к нам плывет…
— Вижу.
— Что будем делать?
— Помолимся, —
Через десять минут катер поравнялся с ними, и пять человек поднялись по забортному трапу на пароход: это была портовая полиция.
— Не так быстро, капитан!.. Прошу вас предъявить список пассажиров.
— Сюда, пожалуйста. В мою каюту.
В то время как шеф полиции листал судовые документы, капитан поставил на стол два стакана и бутылку виноградного вина, которую откупорил большим пальцем.
— По стаканчику?
Покончив с бумагами, шеф полиции сказал:
— Спасибо, не пью. Ваш порт назначения?
— Ла-Плата.
— М-м-м… Покажите мне помещения.
— Идемте.
В коридоре первого класса полицейский вдруг остановился и принюхался.
— Вы ничего не чувствуете?
— Нет, — ответил капитан, убыстряя шаг.
Но полицейский, казалось, застыл на месте.
— Опиум, — засвидетельствовал он вслух. — И ацетон. — Взявшись за дверную ручку, он тщетно поворачивал ее. — Отоприте.
— Дело в том, что…
— …вы потеряли ключ?
— Нет, но…
— Дайте мне.
Полицейский открыл сам и вошел.
Каюта походила не столько на каюту, сколько на гримуборную мюзик-холла или на вольер.
— Милая компания! — хладнокровно констатировал полицейский, разглядывая с полдюжины хорошеньких молодых женщин в поясах или нижних юбках, которые прихорашивались, красили ногти или гадали друг другу на картах.
Ла-Плата!..
— Белые рабыни, которых вы хотели провезти на черный рынок? — спросил он у капитана.
«Вчера мы рассказали о том, что портовая полиция задержала пароход «Антверпен» на выходе в открытое море и что на его борту была обнаружена целая партия «танцовщиц для Каракаса».
Сегодня нам стало известно, что судебный следователь господин Паран, которому поручено это дело, подверг длительному допросу некоего Фредерика Доло, давно подозреваемого в занятии этим постыдным ремеслом.
В последнюю минуту господину Фредерику Доло удалось опровергнуть выдвинутые против него обвинения».
Мсье Грофис сложил газету, печально покачал головой, убрал газету в карман и довольно посмотрел на витрину своего магазина, где золотыми буквами было выведено его имя, за которым следовало название фирмы: «ыравоТ еынвокреЦ» (изнутри вывеска читалась наоборот).
Он собирался выпить чашечку отвара из вербены, который пунктуально приготовляла к этому часу мадам Грофис, когда за спиной у него прозвенел колокольчик входной двери.
— Кто бы это? — подумал он, обернувшись.
Мужчина лет пятидесяти с седыми висками, который держал в правой руке сложенный зонтик, а в левой — пластиковый чемодан, вошел в магазин косолапой походкой, обнаруживая торопливость, умеряемую чувством собственного достоинства.
— Добрый день, мсье Грофис, это опять я!.. Не буду спрашивать вас о самочувствии… Вы помолодели со времени моего последнего визита…
Мсье Грофис посмотрелся в зеркало, и то, что он в нем увидел, вызвало у него приятное удивление.
— Держимся, — скромно признал он.
— А как поживает ваша дражайшая супруга? — поинтересовался посетитель с подчеркнутой предупредительностью.
— Хорошо.
— А ваш маленький Луи-Филипп?
— Растет.
Посетитель достал из кармана записную книжку и карандаш.
— Значит, как всегда, двенадцать дюжин «ватиканских»? Грофис тряхнул головой. Газета, которую он только что читал, шуршала у него в кармане при малейшем движении.
— В делах наступило затишье… Скорее, половину, мсье Доло!
II
Полицейский Чичиотти осторожно приблизился к стоящему автомобилю.
Это был роскошный закрытый лимузин американской модели, мощные фары которого освещали деревья проспекта, подобно тому, как прожектора освещают театральные декорации.
— Эй, вы!
Он включил свой электрический фонарик, направив его белый луч на автомобиль.
— Вы что, никогда не слышали о запрете стоянки и прочих фокусах?
Ответа не последовало.
Правда, включенный двигатель урчал, как кот…
Чичиотти подошел к машине, уверенно повернул ручку передней дверцы и дернул ее на себя.
Что-то ткнулось в его колено: это была безвольно повисшая рука.
Чичиотти выругался и попятился.
Водитель, запрокинув голову, устремил неподвижный взгляд в пространство. Он был во фраке; черное пятно красовалось на его накрахмаленной сорочке. Молодая женщина в вечернем платье положила голову ему на плечо, корсаж без бретелек удерживался на ней каким-то чудом, словно благодаря такому же черному пятну на груди. В ногах у них валялся браунинг.