КОЗЫРНОЙ КОРОЛЬ
Шрифт:
Теперь это был коридор университетского здания. Здесь висели портреты академических старцев в мантиях и дурацких колпаках. У подоконников тусовался молодняк, жующий гамбургеры, читающий конспекты, спорящий о бейсболе. Некоторые, не слишком прячась за фикусами или занавесками, занимались откровенной эротикой, то и дело переходящей в полную порнографию. Возле деканатов и кафедр были вывешены графики сдачи экзаменов, курсовых работ и переэкзаменовок.
Оказавшись возле большой аудитории, Фауст услышал обрывки диспута, заинтересовался и бочком проскользнул в хорошо прокуренное помещение. Парень в очках и клетчатой рубашке
– … Надо было сначала подумать, кого приглашаешь, причем подумать нужным местом! А этот, понимаешь, гаденыш привел дюжину своих приятелей из числа поэтов-деревенщиков и писателей-эссеистов, которые совершенно не понимают и даже не знают современного искусства в стиле action. Более того, эти козлы всеми фибрами своих гнилых душонок завидуют авторам, имеющим миллионную армию почитателей, солидные тиражи и, как следствие, немалые гонорары, тогда как сами они не могут прокормиться литературным трудом по причине полной невостребованное их, извините за выражение, творчества. Я уж не говорю о том, что творчество этих писак отвратительно читателю по причине тотальной бездарности вышеозначенных авторов… Естественно, подобные «эксперты» принялись вопить, мол, action - это не искусство. А наш горе-организатор даже не удосужился спросить у них: «Господа, какие из обсуждаемых произведений вы читали и что именно вам не понравилось?» Полагаю, они вообще не знакомы с настоящей литературой, а ругали просто из злобной ревности. С тем же успехом можно было бы пригласить слепцов на диспут о киноискусстве или маньяков-педофилов на задушевный разговор о проблемах детской литературы!…
Аудитория дико завизжала, демонстрируя бездну восторга и моральной поддержки. Фауст тоже похлопал, крикнул: «Поэзия маздай!» - и вернулся в коридор. Казалось, никто не заметил его ухода, как, впрочем, появления, но это было не так.
В коридоре нирванца угрожающе обступили три неопрятных существа, успешно маскировавших принадлежность к женскому полу. Бритые головы, болезненно-пористая серая кожа, желтые от дешевого табака пальцы с обкусанными ногтями. Даже покрытая жирными пятнами мешковатая одежда не могла скрыть дефектов телосложения.
Одна из дам вызывающе осведомилась:
– Вам понравилось, о чем говорят в той аудитории?
– Кое с чем можно согласиться, - признался Фауст, пытаясь протиснуться мимо малосимпатичных особ.
Однако они снова перекрыли дорогу и поинтересовались, как он относится к феминистской литературе. Вежливый ответ их не устроил, дамы настойчиво теснили герцога прочь от выбранного направления, поэтому Фауст вынужден был, смирившись, пуститься в объяснения.
– К феминисткам, - сказал он, - я отношусь примерно так же, как к гомосексуалистам - с отвращением и насмешкой. Удовлетворены?
– Нет!
– взвизгнуло существо в грязной накидке, - Значит, по-вашему, если женщина не позволяет топтать свое достоинство, вытирать об себя ноги…
– Не надо демагогии, - поморщился Фауст, которому смертельно наскучил этот разговор.
– Все феминистки, которых я знал, становились феминистками по одинаковому сценарию. Сначала они раз за разом посылали подальше нормальных мужчин и целеустремленно ложились только под альфонсов, жиголо и прочих ублюдков. А ближе к старости, когда теряли товарный вид и становились никому не нужны, принимались вопить: дескать,
– Девочки, он - подлец, - мягко констатировала бритоголовая толстуха, а потом вдруг завизжала: - Убить мужчину!
Фауст успел увернуться от внезапно сверкнувших клинков. Три дурехи были вооружены столовыми ножами, поэтому герцог не принял их всерьез. Нирванец просто поймал за руку самую толстую и неуклюжую, а затем толкнул ее на двух других. Они упали, издавая обиженное верещание. Толпа студентов, мгновенно окружившая Фауста, разразилась овациями.
– Зря вы так, девочки, - укоризненно сказал Фауст.
– Давайте расстанемся как добрые подружки. Если, конечно, сумеете отгадать простенькую загадку.
Ушибленная обладательница столового ножа мрачно буркнула:
– Конечно, отгадаем. Как известно, любая феминистка в десятки раз умнее любого мужика, озабоченного лишь размером собственных гениталий.
«Ах ты сука!» - подумал герцог и произнес благожелательным тоном:
– Прекрасно, слушайте загадку. На перекрестке Уоллстрит и Пятой авеню лежит стодолларовая купюра. С четырех сторон к ней приближаются Золушка, Супермен, Умная Феминистка и Глупая Феминистка. Все они движутся с одинаковой скоростью, все в момент начала движения находились на одинаковом расстоянии от банкноты. Кому достанется сотня баксов?
Не утруждая себя мыслительной работой, одна из дам прошептала:
– Девочки, тут какой-то прикол. Наверняка Уолл-стрит не пересекается с Шестой авеню.
– В загадке говорится о Пятой авеню, - отмахнулось другое существо.
– Скорее всего, он хочет услышать, что Супермен окажется проворнее женщин.
– Наверное, это тест на математическую логику, - глубокомысленно предположила третья особа неопределенного пола.
– Боюсь, придется интегрировать трансцендентные функции, причем решение все равно кроется в граничных условиях.
После этого они объявили, что задача не имеет логического решения. Фауст печально возразил:
– Увы, девочки, вы не правы. Решение есть, причем именно логическое. Купюру схватит Глупая Феминистка.
– Почему?
– хором спросили все слушатели.
– Потому что остальные - вымышленные персонажи.
Помахав на прощание шляпой, он быстрым шагом ушел в боковые ответвления коридора, распугивая студентов и преподавателей - целующихся, совокупляющихся, а также распивающих спиртное без подобающей закуски.
… Длинный коридор без окон напоминает бункер ракетного командования или очередной уровень компьютерной бродилки. Вдоль потолка полыхают голубизной газосветные трубки. Бесконечным пунктиром тянутся бронированные двери. Иногда путь преграждают люки, украшенные большими красными стрелками, но и они открываются, если нажать в нужном месте.
Гораздо хуже, когда распахиваются боковые проходы. Обычно из них выбегают странного вида существа, которые пытаются броситься на пришельца. Нирванец не может с уверенностью утверждать, что ему хотят сделать что-нибудь плохое. Возможно, эти твари намерены повиснуть на шее герцога, крепко обнять, расцеловать, пожелать счастья и дать полтинник на дорогу. Однако слишком уж сильное впечатление производят их оскаленные клыки, кривые сабли когтей. Поэтому Фауст держит в левой руке автомат, а в правой - Рубильник. Обе руки работают без перерыва, и путь его отмечен грудами обгорелых трупов.