КОЗЫРНОЙ КОРОЛЬ
Шрифт:
Он допил остатки воды из фляги и стал менять параметры реальности.
Рэндом хохотал до изнеможения, Фауст тоже посмеивался, и только шокированная Фиона через силу выдавила кривое подобие улыбки, больше похожее на гримасу отвращения. Вокруг росли кусты, на которых в качестве фруктов набухали гениталии. Созревшие плоды мужских кустов настырно тянулись к соседкам, выбирая самые аппетитные экземпляры. Чуть дальше путешественники наткнулись на группу деревьев, напоминавших яблони, однако на ветвях покачивались руки и ноги всевозможных размеров и расцветок.
– Виоле
– Но в общем мне здесь нравится.
Продолжая криво улыбаться, Фиона обозвала мужиков извращенцами и осведомилась:
– Надеюсь, герцог, мы не наткнемся на клумбу, где растут внутренности?
– Это уж как повезет, - философски откликнулся нирванец, оглядывая равнину магическим взором.
– Ата, нашел.
– Кишки и мозги?
– снова захохотал Рэндом.
– Нет. То, что нам нужно.
На этом участке во множестве зеленели кусты, на веточках которых, подобно цветам, покачивались глаза, обрамленные длинными ресницами. Бутоны слегка пульсировали, то открывая, то вновь заслоняя необычные плоды этого растения, и казалось, будто цветы подмигивают пришельцам.
Фауст деловито сфотографировал заросли гениталий, глаз и конечностей. Фиона, не знавшая, что таким образом нирванец делает заготовки для Козырей, укрепилась во мнении насчет извращенности его натуры, так что ее неприязнь к доброму доктору стала сильнее прежнего. А герцог, убрав «Поляроид», предложил Рэндому.
– Выбирай глаза, в которые тебе хотелось бы смотреть каждый день.
Замявшись, Рэндом неуверенно сказал:
– Лично мне нравятся фиалковые глаза, но вдруг Виола захочет голубые или зеленые. Может быть, ты потом повторишь операцию?
– Может быть, - признал Фауст.
– Но сейчас выбирать тебе.
Его величество долго бродил по лужайке, с несчастным видом разглядывая роскошные глаза и не решаясь сделать окончательный выбор. Фауст, которому наскучили королевские терзания, пошутил:
– Если будешь выбирать слишком долго, я приделаю твоей королеве четыре пары глаз всех цветов.
– Я немножко боюсь, - пробурчал Рэндом.
– Вдруг Виола, прозрев, останется не в восторге от нашего облика.
– Привыкнет, - одновременно ответили Фауст и Фиона. Амберит снова погрузился в мучительные раздумья. Сочувствуя его затруднениям, Фауст не стал подгонять короля и занялся своими делами. Вооружившись ланцетом, изготовленным из крохотного перышка Птицы Рокк, он срезал пару темно-серых глаз средней величины. Фиона возмутилась его самовольной выходкой, однако нирванец объяснил склочной принцессе, что эти экземпляры предназначаются для Корал.
– Разве глаза Корал были серого цвета?
– насупилась рыжая карлица.
Фауст кивнул. У него за спиной Рэндом сказал, продолжая сомневаться:
– Давай фиалковые, гори оно все адским пламенем…
Затаив дыхание, амбериты следили, как Фауст осторожно рассекает стебель в восьми дюймах от бутона. Отрезанные цветы он уложил в прозрачный цилиндр, до половины наполненный подслащенной водой, завинтил крышку
Снова переодевшись в стерильный комбинезон синего цвета с вышитой золотом буквой F на нагрудном кармане, доктор из варварского Отражения прикоснулся перстнем к переносице, лбу, макушке и вискам Виолы. Дыхание королевы стало беспокойным, но быстро выровнялось. Следившие из-за стеклянной перегородки амбериты ждали начала операции, но Фауст вдруг объявил, что нужно не меньше получаса, прежде чем магия полностью заморозит болевые центры.
– За это время мы как раз доберемся до Лабиринта, - сказал герцог.
Блейз назидательно растолковал ему, что Виола - простая смертная, а потому не сможет пройти Лабиринт и будет раздавлена сопротивлением Мощи. Встречный вопрос нирванца каким образом овладевают козырным Искусством колдуны, живущие в окраинных Тенях?
– поставил Семью в тупик.
– Ты хочешь сказать, что даже обычные люди могут ходить по Узорам?
– переспросил потрясенный Бенедикт.
– Только по дефектным, - уточнил Фауст, - Ну-с, ведите меня к ближайшему Лабиринту третьего-четвертого порядка.
Он не убедил Семью, но Дейдра все-таки нашла нужную Карту, и вся орава Повелителей Теней козырнулась в место, условно похожее на Амбер. Пока они шли через пещеру, Флора поведала, что Фауст всегда любил розыгрыши и логические парадоксы.
– Откуда ты можешь это знать?
– повысила голос Льювилла.
– Фи рассказывала, как он долго морочил какого-то старого педика, - сказала Флора и захихикала.
– Кажется, это случилось в Вене.
– Допустим, не он один, - обиделась Фиона.
– Без нашей помощи ни хрена бы у него не вышло.
Корвину понадобилось не меньше минуты, чтобы понять сестрички имеют в виду его давнишнего приятеля доктора Сигизмунда Фрейда, которого в Австро-Венгрии называли на немецкий лад Зигмундом. Корвин даже вспомнил молодого врача родом из какого-то балканского княжества, который некоторое время работал ассистентом в клинике психоанализа.
– Так это был ты…
– Собственной персоной, - подтвердил Фауст.
– А твои сестренки развлекались, изображая маленьких девочек, и старый бисексуал ставил на них свои опыты. Они рассказали ему столько всякого, что Сигизмунд написал не меньше семи томов отборного бреда.
Посмеиваясь, Фауст поведал, как шаловливые девочки признались Фрейду: дескать, считают себя кастрированными мальчиками, а потому злобно завидуют мужской половине человечества, у которой соответствующие органы имеются в целости и сохранности. Еще Фиона придумала душещипательную историю: якобы ее старшие братья боятся отца, который грозит их кастрировать, но при этом мечтают переспать с родной мамочкой. Это детское признание легло в основу фрейдовского догмата об Эдиповом комплексе. А когда Фрейд застукал Фауста и Льювиллу в спальне, открывшееся ему зрелище так потрясло старика, что Сигизмунд в ту же ночь родил теорию младенческой сексуальности.