Козырные валеты
Шрифт:
– Если доказательства вины будут основаны не на личном признании, кинопленке или звукозаписи, дам санкцию безусловно, – ответил прокурор. – Но если в цепи доказательств окажется хотя бы один кинокадр или фотография, то материал можете даже не показывать.
– А что, для больших чиновников существует индивидуальный Уголовный кодекс? – поинтересовался сыщик.
Прокурор подошел к окну, и Гуров только сейчас заметил, что у чиновника неестественно белая прозрачная кожа, совершенно больное лицо. Он оперся на подоконник и смотрел в окно, как дети смотрят из окон
– Мне бояться, уважаемый, нечего. Я не хочу, чтобы вы загубили дело, имеющее теоретическую перспективу. И вместе со своими друзьями устроились в тюрьму.
Я долго жил не в России, мне виднее. Порядочных людей в России много, значительно больше, чем вы представляете. Но страха и неверия в справедливость еще больше. Ваши доказательства не должны опираться на людей, а должны быть выкованы из железа. Иначе вы погибнете и не принесете никакой пользы, даже вред. Так как ваша смерть лишь укрепит в душе человека страх и невозможность доказать правду.
Прокурор отвернулся от окна, шагнул к Гурову, хотел обнять, но посчитал такой жест излишне театральным, усмехнулся, лишь похлопал по плечу.
– Желаю удачи, сыщик. – И с деловым выражением на лице начал раскладывать на своем столе бумаги.
– Всего доброго, Федор Федорович. – Гуров кивнул и вышел.
У Марии в театре был выходной. На студии очередной раз не заплатили, организовался простой. Не умея валяться на диване и смотреть телевизор, жена устроила генеральную уборку. Приход днем мужа оказался совсем некстати, но Мария была актриса от бога, не повела даже бровью, изобразив неописуемую радость.
– Полковник, наконец-то мы сможем побыть вдвоем, я мгновенно уберу ведра и тряпки. Если хочешь, я оденусь парадно, и мы отправимся в маленький, никому не известный ресторанчик.
– Как скажешь, Маша, только чуть позже. Сначала необходимо решить пустячный вопрос, – ответил Гуров, целуя жену, по его лицу скользнула легкая тень.
И никто бы эту тень никогда не заметил, только не любящая женщина, тем более актриса.
Гуров был убежден: мужчина и женщина произошли от разных обезьян. Если для мужчины дважды два – четыре, может быть, шесть или восемь, то для женщины дважды два дают апельсин, новую юбку или отсутствие денег. А у актрисы, ко всему прочему, примешиваются различные цвета, а радость или беду они улавливают просто по запаху.
Так что для Марии и тень на лице любимого была совершенно излишней, она, лишь мельком увидев мужа, почувствовала головокружение и беду. Она выжала тряпку и сказала себе в сотый раз, что отлично знала, за кого выходит замуж, женщина сильнее мужчины, так распорядилась природа, потому и продолжается род человеческий. Гуров же давным-давно уяснил: если жена запела, значит, его мрачные секреты раскрыты, следует идти и сдаваться.
Мария провела в ванной каких-нибудь пятнадцать минут и вышла в гостиную не в домашнем халате и босиком, а в стильном брючном костюме, в туфлях на шпильках, с легким макияжем, причесанная и в облаке французских духов.
– Дорогой, прошу, без вранья и вступлений, правду и только правду.
– Так и будет, но я тоже тебя прошу не играть героиню, решить вопрос просто, по-деловому, думая о нас двоих. Нам в любом случае будет достаточно скверно, лишнего нам не надо.
– Ты от меня уходишь! – Мария закричала.
– Дура!
Он не успел договорить такое простое слово, как оказался в объятиях. Мария его расцеловала и с восторгом заявила:
– Значит, все дело в твоих служебных неурядицах?
– Ты выбрала очень точное слово, – он не удержался от улыбки, а про себя добавил: «Если тюрьму или смерть можно назвать неурядицами, так ты абсолютно права».
– Сейчас явятся ребята, чтобы мне не рассказывать дважды, подождем их прихода. У нас в доме хоть капля спиртного найдется? – спросил он.
– Капля, в которой можно утопить войско. Утром явился Шалва и принес две корзины. Сказал, что проиграл тебе пари. Я бутылки убрала в холодильник, баранину в морозилку, остальное на кухне. Не успела тебе доложить, увидела, что на тебя какнула птичка и требуется помощь.
– Князь действительно мне кое-что проиграл, – Гуров смутился. – Ты знаешь, я не заключаю пари, которое не могу отдать.
– Так ты и не миллионер, – с женской непосредственностью ответила Мария. – Жаль, что, кроме сыра, зелени и бокала красного вина, мне ничего нельзя. Иначе придется сменить амплуа.
В двери раздался условный звонок, однако Гуров заглянул в «глазок» и, лишь увидев Станислава, отодвинул стальные засовы. Не обращая внимания на протесты хозяйки, оперы сняли обувь, прошли в гостиную.
– Извини, Лев Иванович. – Нестеренко достал из плаща бутылку простой водки. – На большее не хватило.
– Я утром отлично позавтракал, – заявил Котов.
– А я вчера даже обедал, – добавил Станислав.
– Вот и отправляйтесь на кухню и хозяйничайте, у меня отгул. – Мария скинула ненавистные шпильки и устроилась в углу дивана.
– Берешь взятки, – констатировал Станислав, водружая на стол блюдо с различными закусками, зеленью и соленьями.
– Обязательно. – Гуров протирал стаканы. – Ты, Станислав, давно бы уяснил: взяток не берет лишь тот, кому их не дают.
– За женщин, которые почтили нас своим присутствием за этим скромным столом, – Станислав сделал небольшой глоток. – Лев Иванович, мы в курсе, хотелось бы выяснить подробности.
Гуров короткими фразами обрисовал обстановку.
– Почему если птица пролетит, так обязательно отметится на голову еврею? – философски изрек Котов.
– Голова большая, – ответил Станислав и взглянул на Гурова вопросительно.
Сыщик кивнул и ответил:
– По одной и забыть.
Рюмки придвинули, налили до краев, выпили молча. После паузы Гуров сказал:
– Я вижу ситуацию в таком решении. Нигде и никогда не произносить слово «наркотик», тем более «героин».
Котову – в течение суток выяснить у специалистов, как изготовляется героин, сырье, необходимое оборудование, стоимость на рынке сбыта, как оптом, так и в розничной продаже.