Крадущийся охотник, затаившийся дракон
Шрифт:
– Да, действительно. Тогда не бьется. Может, хотели навести на ложный след?
– Ты слишком заморачиваешься, Фан-Фан! Сам же говорил – не надо выдумывать что-то сложное и запутанное, если есть простое логичное объяснение.
А какое более простое объяснение? Зачем было убивать вот этого невезучего парня после того, как всех уложили и усыпили? Исполнитель не знал, кого конкретно нужно убрать? А потом пришел тот, кто знал его в лицо…? Стоп!
Додумать мысль не дала Хана. Она, не дождавшись моей реакции на свое, в принципе, справедливое замечание, спросила:
– А
– Вот уперлись вы во все это волшебство! – Пробормотал я поморщившись. – По старинке их вырубили. Тюк по голове – и потом залили в рот отвар мисакьи, чтоб подольше в себя не приходили. И не троих вырубили, а всех четверых. Вот этого, с украшением, вырубили вместе со всеми. А прикончили потом. Только вот ребятки, которые все это провернули, были очень круты – эти Ри совсем не пальцем деланные. Да ты помнишь, как они меня возле лагеря подловили. Ты-то их, может, и заметила, а вот я банально проворонил.
– Пф! – Да, медведица была не лучшего мнения о моей наблюдательности… особенно, в лесу.
Я подошел к Шихонг, отмахнулся от предложения Ханы «поцеловать, вдруг проснется», и тоже внимательно осмотрел голову девушки. М-да…
– Фа-а-ан… – Протянула внимательно за мной наблюдающая Хана.
– Чего?
– Фан, ты ведь уже понял, кто это сделал, да? Очень уж глазки у тебя знакомо посверкивают.
Понял-то понял. Только вот не понял, можно ли то, что понял, рассказывать тебе и, в конечном итоге, медведям. И понял только «кто» и «как», а вот «какого хера?» и «на кой?» – не понял совершенно.
А потом вернулся к убитому. Закатал рукава его халата и внимательно осмотрел руки. Особенно локти.
– Его допрашивали. – Определил я. – От долгого использования тонких игл вот в этом месте появляется кровоподтек.
– Смотрю, в вашей семье этот способ допроса весьма популярен. – Широко заулыбалась Хана.
Ну, было наивным думать, что она не догадается. К тому же, произошедшее в Лисьих Лапках я ей описывал… достаточно подробно – смысла не было все это скрывать. Ну, и надеялся выудить из нее какую-нибудь дополнительную информацию… тщетно – медведица нагло не замечала наводящие вопросы.
– У моей уважаемой матушки странная привычка «упаковывать» для меня подарки в виде симпатичных девушек. – Вздохнул я.
– Заботится о личной жизни кровиночки. – Со знанием дела одобрительно покивала Хана. – Как бы моя мама вот так же мне моих женихов «упаковывать» не стала… М-да… – И застыла, открыв ротик. – Фан-Фан! Никогда не пей напитков, что тебе будет преподносить моя матушка! Понял? Никогда! Я с ужасом думаю о моменте, когда обнаружу тебя, мирно спящего в моей берлоге! Я ж не сдержусь и… съем! Ку-ку-ку!
– Уходим. – Я подобрал стрелы, которые бросил на пол, как только увидел Шихонг, бросил их в колчан Ханы, и забрал у нее свой лук. – Минут через десять-пятнадцать они придут в себя – вырубили их уже довольно давно. Нам надо успеть забрать свои вещи и свинтить куда подальше, чтобы нас не смогли отследить. Ящеров придется оставить – на них нет времени. Да и найти нас по этим животинам будет легко.
– А девочку свою брать не будешь, что ли? – Хана явно была разочарована.
– Если заберу ее, то сильно усложню ей дальнейшую жизнь. В произошедшем могут обвинить ее. А ей еще из-за этой заколки отписываться и отписываться. Хотя… – Я внимательно посмотрел на торчащую из глаза убитого заколку.
Я посторонился, пропуская Хану к двери из номера.
– Пф! Как измельчали мужчины! – Вещала медведица уже из коридора. – В стародавние времена храбрый мужчина легко взял бы эту женщину, не обращая никакого внимания, что там могут подумать остальные! Кста-а-ати! – Хана легко спускалась вниз по лестнице, перепрыгивая сразу через две-три ступеньки. – Ты мне так про кота-то и не рассказал! Что за зверь такой?
– Да не особо интересная история. – Догнал я спускающуюся по лестнице девушку. – Однажды Шихонг притащила домой кота… точнее, котенка. Маленький, серенький, миленький. Мохнатый такой весь и жалостливый. Ну, ты знаешь – коты это умеют изображать…
Из своей гостиницы мы ушли почти сразу.
Хвала Предкам, Хана не успела разбросать свои вещи по комнате номера… хоть и пыталась. И каждый раз я принуждал… заставлял… давил авторитетом матери-медведицы. Чуть ли не насиловал бедного ребенка. Ну, тут сыграл богатый опыт совместного проживания с сестрами, дочерьми, внучками, а потом опять с сестрами… У Ханы не было и шанса откосить – постоянно ворчать (нудеть, жужжать, скрипеть – как публика пожелает) на тему беспорядка и разбросанных вещей я мог виртуозно.
Я сумел придушить свое земноводное, которое попыталось придушить меня. И не стал стрясать с хозяина гостиницы компенсацию за клопов и блох, которые стали формальной причиной нашего съезда из номера. И даже удержал Хану, которая, услышав о блохах, чуть ли не буквально воспылала своей красной яки. В таком состоянии она компенсацию стрясла бы в полном объеме, но – во-первых, время, во-вторых, девушку, давящую медвежьей яки, запомнили бы. Что помешало бы сохранить хотя бы видимость того, что мы как-то шифруемся… ну, может, я как-то переоцениваю местных, но лучше таки перестраховаться. В-третьих, казенных ящеров мы таки оставили – следовательно, формально мы не съезжали из гостиницы, а просто не придем туда ночевать. Имеем право.
А вот факт въезда в другую гостиницу вполне можно списать на наш непрофессионализм. Ох, уж эти любители, играющиеся во взрослые шпионские игры!
А вечером, в новом номере для семейных пар… была тренировка. Та самая. Обещанная.
Хана сменила внешность. Зашла в ванную комнату, пошебуршала там пару минут, а обратно вышла уже очень… зрелой девушкой лет шестнадцати-семнадцати. Зрелой во всех отношениях. Там даже описывать нечего. Достаточно взять ее матушку Зану, немного ужать по всем осям и параметрам, получив ее юную, только-только расцветшую версию. И получится Хана в человеческом обличии.