Краеугольников
Шрифт:
Андрей Андреевич сидел за столом в собственном кабинете. Мужчина выглядел мрачнее тучи, на суровом лице застыла маска мрачной сосредоточенности. На меня демонстративно не смотрел, делая вид, что занят чрезвычайно важным делом — перекладыванием бумаг из одной стопки в другую.
Между тем, я замечал следы напряженной внутренней борьбы. Кулаки шефа то и дело сжимались, желваки ходили ходуном, губы сплюснулись в тонкую линию, брови сошлись к переносице, глаза недобро сощурились.
Он словно готов был взорваться в любой момент, но, проявляя чудеса самообладания,
Не могу сказать, было ли это напряжение натуральным или наигранным — но жути затянувшаяся молчаливая пауза нагоняла гораздо больше, чем тысячи слов. Босс словно давал понять, какая сущая малость отделяет меня от… от чего?
— Ну что, так и будем молчать?! — Андрей Андреевич поднял глаза, болезненно прожигая взглядом, — Нечего сказать в свое оправдание?
Я открыл было рот, чуть подумал — и захлопнул обратно. Все равно разбор полетов еще не перешел в конструктивную фазу. Что ни скажи сейчас — все зря. Надо дать человеку выкричаться, выплеснуть праведный гнев. А уж потом приводить рациональные доводы.
— Ну так что, Александр Сергеевич! Будьте добры объясниться! — грозно отчеканил Батя, переходя на «вы», — Я что, поручил вам нечто невыполнимое? Какую-то миссию на грани невозможности? Нечто, требующее сверхспособностей?
Он уставился прямиком мне в глаза, терпеливо дожидаясь ответа. Я с отчаянием понял, что дальше отмолчаться не получится.
— Я стажер… — жалкая попытка откреститься от ответственности.
— Прежде всего, ты — мужчина! — рявкнул Андрей Андреевич, — Твоя обязанность — защищать! Не только доставать с того света — тут, надо отдать должное, справился — но и предотвращать! И думать, думать! Голова тебе дана не только чтобы в нее есть! Я хочу знать, почему мой лучший оперативник погиб! А на тебе — ни царапины!
Тяжело вздохнув, понуро опустил голову. Елену Николаевну Голякову врачам удалось-таки спасти. А вот Евгений… нет его больше. Не знаю, был ли он действительно лучшим, или Батя сейчас говорил в запале… Но определенную часть вины на себе я все же ощущал. Впрочем, перебирая события того вечера, так и не смог для себя определить — где же именно допущена роковая ошибка.
— Я никогда не работал… против убийц.
— Никто не работал! — шеф в сердцах хватил кулаком по столу, да так, что все его содержимое подскочило на добрую ладонь, — Не надо мне тут рассказывать, какой ты бедный-несчастный!
— Не хватило опыта, — я угрюмо продолжал гнуть свою линию, — Вероятно, маньяк наблюдал за Голяковой весь вечер… как и я. Он догадался, что за женщиной присматривают…
— Да тут уж к гадалке не ходи!
— И не стал нападать в людном месте. Потом, когда объекты переместились в отель… натравил на меня подростков…
— Их уже опрашивают, — буркнул шеф, постепенно остывая, — Правда, без особых результатов.
— Отвлекающий маневр… я не ожидал такого… Просто не хватило опыта.
Андрей Андреевич тихонько чертыхнулся, будто выговаривая невидимому собеседнику.
— Не надо мне рассказывать про свою неопытность, — угрожающе прошипел мужчина, — Я все о тебе знаю! Понаслышан! И о твоей службе в армии! И о приключениях в Кандагаре. И про городскую вендетту — все здесь, — он похлопал ладонью по кипе бумаг, — Иначе мы вообще бы не разговаривали! Иначе и ноги бы твоей в агентстве не было!
Пришлось пристыженно замолкнуть, борясь с внутренними демонами. Хоть и постарался не подавать вида, но удивился знатно. Ибо Батя сейчас упомянул о тех эпизодах, коими я никому не хвастался. Не те это подвиги, чтобы трубить о них на каждом шагу. Вот только — откуда информация у Андрея Андреевича? Неужто по каким-то секретным каналам?
— Иногда мне кажется, что вокруг — сборище идиотов, — уже гораздо спокойнее заявил шеф, — И чтобы гарантировать результат, нужно за любую работу браться исключительно самому. Но я не могу разорваться, понимаешь? — он уставился на меня, будто главный герой какой-нибудь трагикомедии, — Не могу!
Помолчали. Батя вновь взялся за раскладывание бумаг; я все также сидел, понурив голову.
— И дело ведь не в каких-то особых навыках, а в обычной соображалке! — вновь вспыхнул Андрей Андреевич, но как-то быстро сник, — Ладно, давай пошаговый доклад. Разберем твои ошибки.
Я начал рассказ заново, будто бы не излагал его перед этим уже раз десять. И Андрей Андреевич слушал с таким вниманием, словно перед ним на столе не лежал тщательно изученный рапорт с моими донесениями. Но, надо отдать должное, теперь Батя не просто слушал — перебивал. И заставлял краснеть своими вопросами.
— Почему не заметил слежку? — резко поинтересовался он, — Это же первое, чему учат в… да где угодно!
Ответить на это мне было нечем. Про «детскую» ошибку уже Василий объяснил, да что толку теперь, задним числом. И пусть такую оплошность допускают все… но не все платят за нее жизнью напарника.
— А ты что? Уставился в одну точку, а про другое и знать позабыл? Как осел, перед носом которого морковкой помахали!
Помолчав для солидности, тихо продолжил рассказ. Но уйти далеко в повествовании не успел.
— Почему не проверил отель? — сурово перебил Батя, — А вдруг маньяк ждал бы там?
Тут он, если разобраться, не совсем прав. Нельзя объять необъятное. Бросился бы проверять номер — оставил бы парочку без присмотра в клубе. По итогу то на то бы и вышло. Разве что привлечь еще людей. Но… на тот момент дело не казалось настолько сложным. Не вдесятером же за одной дамочкой бегать?
Впрочем, говорить об этом сейчас бессмысленно. Тут уж шеф сношает больше для проформы, а не по действительной надобности. Пройди все гладко — о таких оплошностях никто бы и не заикнулся. Но не прошло…
— Почему не проводил до дверей? — не унимается босс, — Ты с Голяковой глаз не должен был спускать!
И тут Батя не совсем прав: все же нужно еще и блюсти режим скрытности. Вряд ли Елена Николаевна вела бы себя столь раскованно, если бы поняла, что за ней наблюдают. А я, как ни крути, не обладаю навыками ниндзя, чтобы оставаться незаметным, находясь прямо перед глазами.