Крах лицедея
Шрифт:
– Впервые в жизни вижу такое ничтожество, – громко заявила Эрендира Вигон, – мало того, что вы задушили несчастную женщину, так еще и пытаетесь отрицать очевидное. Разве это не ваш номер? Может, мы ошиблись и случайно попали в другую комнату?
– Подождите, – нахмурилась Ирина, – откуда вы знаете, что ее задушили? Кто вам сказал?
– Когда я начинала работать, то делала репортажи на криминальные темы, – пояснила журналистка. – В наше время, чтобы тебя заметили, нужно писать либо про убийства, либо про секс. Я писала о преступниках и наркоманах. И постепенно у меня появилась собственная
– У вас большой опыт, – отметила Ирина. – Так что вы скажете, Антонио? Каким образом труп сеньоры Ремедиос оказался в вашем номере?
– Не знаю, – всхлипнул Антонио, утыкаясь в подушку, – отстаньте от меня, я ничего не знаю. Убирайтесь отсюда все!
– Боюсь, сеньор Виллари, что вы меня не поняли, – строго сказала Петкова, – я не прошу, а требую ответить мне, каким образом тело пресс-секретаря вашего друга оказалось в вашем шкафу? И не забывайте, что здесь четыре свидетеля, которые слышали, как вы обещали никогда не отдавать своего друга Пабло сеньоре Ремедиос.
– Это неправда, – возражал вопреки очевидному факту Антонио, – ничего вы не слышали. Я никогда не говорил ничего такого. Не говорил. Уходите отсюда, я не хочу с вами разговаривать.
– Я повторяю вопрос, – строго произнесла Петкова. – Откуда в вашем номере взялся труп? Может быть, кто-то его сюда принес?
– Отвечайте, – потребовал Дронго, – вы ее заманили в номер и задушили? Или принесли труп потом?
– Нет, – закричал Антонио, поднимая руки, – нет, нет. Уходите. Я никого не убивал. Я не хотел никого убивать. Я не хотел ее убивать, честное слово, не хотел. Но я думал… она могла отнять у меня Пабло…
– Позови комиссара, – обратился к Ирине Дронго, – мне кажется, молодой человек готов признаться.
Петкова подняла трубку и попросила соединить ее с апартаментами сеньора Карраско. Ей пришлось ждать довольно долго. Трубку взял Бернардо.
– У нас неприятности, – призналась она, – срочно зайдите в номер к Антонио Виллари. Вместе с комиссаром Рибейро. Очень срочно.
– Что случилось? – упавшим голосом спросил Бернардо.
– Произошло второе убийство. Нужно, чтобы вы как можно быстрее пришли сюда. Вы меня понимаете?
– Да. Кого убили?
– Сеньору Ремедиос Очоа. Судя по всему, ее задушили.
Бернардо молчал. Слышалось лишь его тяжелое дыхание. Этого бывшего полицейского, казалось, не могли выбить из привычного равновесия никакие известия. Но смерть пресс-секретаря, рядом с которой он работал все последние месяцы, потрясла и его.
– Вы меня слышите? – спросила Ирина.
– Слышу, – глухо ответил Бернардо, – сейчас мы придем. Никому не открывайте дверь, чтобы о случившемся не узнали журналисты.
– Поздно, –
– Кто?
– Эрендира Вигон, – сообщила Ирина, бросив взгляд на журналистку.
– Карамба, – выругался Бернардо. – Зачем вы ее пустили?
– Когда вы зайдете, я постараюсь вам все объяснить, – ответила Петкова и положила трубку.
– Сейчас они придут, – сказала она, обращаясь ко всем остальным.
– Всегда не любил попадать в такие истории, – проворчал Тургут Шекер. По-английски он говорил с сильным немецким акцентом. Сказывались годы, проведенные в Германии.
– Если бы я знал, что все так закончится, – продолжал Шекер, – я бы не стал помогать этому полумужчине, – он презрительно кивнул на уткнувшегося в подушку Антонио.
– Как вам не стыдно, – нахмурилась Эрендира Вигон. У этой наглой и невоспитанной женщины, закаленной в журналистских разборках, оказалось врожденное чувство справедливости. Как истинная испанка, соотечественница великого Идальго, она нападала только на людей, гораздо сильнее себя. И никогда не позволяла ни себе, ни другим обижать слабого. Поэтому ее возмутил оскорбительный намек в словах турецко-немецкого ювелира. – Легче всего издеваться над недостатками людей, – с вызовом сказала она. – Если он задушил сеньору Ремедиос, суд признает его виновным. Но никто не имеет права издеваться над ним за его сексуальные пристрастия. Мы живем в свободной стране, сеньор Шекер, где никому не позволено осуждать человека за его взгляды.
– Хватит, – отмахнулся Тургут Шекер, – я читал ваши статьи и знаю, о какой свободе вы говорите. Скоро в Европе не останется нормальных мужчин. Все будут такими, как этот Антонио.
– Между прочим, он друг Пабло Карраско, – вмешалась в разговор Ирина Петкова, – а вы приняли его приглашение. Хотя наверняка знали о сексуальной ориентации самого Пабло. Значит, когда вам выгодно, вы об этом не помните. Какая у вас избирательная память!
– Лучше не спорьте с женщинами, – посоветовал Дронго, – ничего хорошего из этого не выйдет.
В дверь позвонили. Дронго пошел открывать и впустил в номер комиссара Рибейро и Бернардо. Втроем им было тесно в небольшом коридорчике-прихожей. Дронго с Бернардо прошли в глубь номера, а комиссар наклонился к убитой.
– Как ее обнаружили? – спросил комиссар, рассматривая труп.
– Я увидела руку в шкафу и чуть приоткрыла дверцу, – пояснила Эрендира Вигон. – Тогда оттуда и выпало тело сеньоры Ремедиос.
– Как оно там оказалось? – спросил комиссар, не поднимая головы.
Все молчали. Он наконец поднял голову, оглядел стоявших вокруг людей. Затем поднялся сам.
– Я надеюсь, сеньора Вигон, вы понимаете, в каком сложном положении мы находимся. За дверью стоят журналисты. И я бы не хотел, чтобы они узнали обо всем прямо сейчас. Иначе мы не сможем нормально провести расследование. А я должен вызвать экспертов.
– Хорошо, комиссар, – спокойно согласилась Эрендира, – но только в том случае, если вы пообещаете мне эксклюзивное интервью завтра утром. Мы договорились?
– Вам не говорили, что вы шантажистка? – поинтересовался комиссар.
Эрендира улыбнулась в ответ.