Крах плана Шлиффена. 1914 г.
Шрифт:
Победа в Большой Европейской войне должна была быть достигнута посредством попеременных ударов и на Западе и на Востоке, дабы истощить противников качественной мощью немецких армий и принудить их к выгодному для Германии миру. При этом силы и средства должны были концентрироваться на одном из фронтов, чтобы разгромить одного из континентальных противников прежде, чем другой противник одержит решительную победу на другом фронте. На факте «окружения» Германии русскими и французами строили свои планы начальники германского Большого Генерального штаба фельдмаршалы Мольтке и Вальдерзее.
Если в свое время Мольтке-Старший мог позволить себе составлять оборонительные планы на два фронта, в расчете на истощение неприятеля, то в начале XX века присоединение Великобритании к противникам Германии ставило ресурсы всего мира на службу того, кто жаждал противостоять тевтонскому напору. Бескрайние русские просторы не позволяли надеяться на окончательную победу даже в случае разгрома русских армий в генеральном
Конечно, разработка планирования удара на Западе началась даже не при Мольтке-Старшем. Гений всегда видит очевидное, а геополитический расклад сил в Европе уже в XIX столетии сложился как франко-германское противостояние. В 1828–1830 гг. К. фон Клаузевиц составляет четыре плана войны с Францией, которую для Германии он считал неизбежной. Наиболее детализированным явился мемуар под заглавием «О войне с Францией», написанный в августе 1830 г. Выдающийся русский военный ученый А.Е. Снесарев так характеризует творчество немецкого теоретика: «Он интересен не только полнотой и выдержанностью своего оперативного стиля, отчетливостью мысли и авторитетностью тона, он интересен, как камень в голову угла для сложного здания последующих в течение многих десятилетий работ прусского Генерального штаба. Внимательное изучение последующих работ этого штаба, вплоть до последнего плана перед Мировой войной, вскроет всюду как основное ядро следы творчества “наставника немецкой армии”» [8] .
8
Снесарев А.Е. Жизнь и труды Клаузевица. М., 2007. С. 169.
Нельзя не сказать о том, что подоплека переноса решительного удара на Запад была вызвана и объективными причинами. Русские и французы, опасаясь немецкого напора, старались укрепить свои границы фортификационными сооружениями. Восточная граница Франции была застроена крепостными районами, прикрывающими особо важные направления, которые оказались оголенными после перехода в 1871 г. в руки немцев крепости Мец. Открытой оставалась франко-бельгийская граница, так как бельгийский нейтралитет был гарантирован всеми великими державами Европы, включая и Германию.
В свою очередь, русские постарались прикрыть линию реки Нарев, куда в 90-х годах намеревался бить Мольтке, дабы окружить и уничтожить главную массу русских войск в «Польском выступе» – выдававшейся вглубь территории врагов русской Польши. Мощные фортификационные сооружения должны были остановить натиск австро-германцев, пожелай они покончить с Российской империей в кратчайшие сроки. Помимо крепостей Новогеоргиевск (первоклассная) и Осовец (форт-застава), относительно приведенных в порядок, в данном районе предполагалось возвести крепостные районы в городах Ковно и Гродно. Таким образом, крепостным поясом опоясывался весь русский Передовой театр, и под прикрытием этого пояса русские имели возможность отмобилизовать и сосредоточить свои многочисленные армии, дабы не допустить разгрома своих армий по частям высокомобильной германской военной машиной. Эта система крепостей, в сочетании с действиями полевых войск, должна была сорвать немецкий замысел по выходу в тыл русской Польше. Как говорит немецкий автор, «район реки Нарев, где по замыслу Мольтке, следовало нанести главный удар, оказался закрыт» [9] .
9
Герлиц В. Германский Генеральный штаб. История и структура. 1657–1945. М., 2005. С. 132.
Вдобавок русское военное ведомство искусственно привело район севернее Нарева в «запустение», отказавшись здесь от развития инфраструктуры. Плохенькая грунтовая дорога и слабая железнодорожная ветка до Млавы – вот и все, на что смогли бы рассчитывать немцы, буде они вздумали бы наступать на Нареве, чтобы выйти в тыл всей русской группировке в Польше. Этого было мало для широкомасштабной операции, и германский Генеральный штаб кардинальным образом переделывает план войны, отдав приоритет первого всесокрушающего удара Западному фронту.
В любом случае германское военное планирование было жестко запрограммированным: решительное и быстрое наступление на Западе наряду с жесткой обороной на Востоке до того момента, как будет одержана победа на направлении главного удара тевтонского меча – во Франции. Поэтому Шлиффен посвятил всю свою деятельность на этом посту подготовке молниеносной войны против Франции, справедливо полагая, что после разгрома французов русские не устоят перед австро-германской мощью. Как справедливо отметил по этому поводу предвоенный начальник оперативного отделения германского Генерального штаба и выдающийся военачальник Первой мировой войны Э. Людендорф, «быстрая победа была необходима, чтобы иметь возможность своевременно предотвратить большую опасность русского вторжения в сердце Германии. Наступление на Россию и оборона на Западе при существующей обстановке заранее означали бы, как показали многочисленные военные учения, затяжную войну, и были ввиду этого забракованы генералом графом фон Шлиффеном» [10] .
10
Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914–1918 гг. М. – Мн., 2005. С. 28.
Блицкриг, как способ ведения военных действий, логично предполагает генеральное сражение главными группировками сил противостоящих сторон. Именно в таком сражении должна была бы решаться судьба войны. Именно от его исхода зависела судьба окончательной победы. Как видим, немцы вынужденно вернулись к мыслям Наполеона Бонапарта, который, также будучи ограничен в своих ресурсах, и будучи вынужден вести борьбу против коалиций европейских монархий, в свое время ставил судьбу войны в зависимость от исхода генерального сражения.
Ясно, что, чем раньше произошло бы такое сражение, тем лучше было бы для германской стороны, вынужденной наступать на одном фронте, и одновременно обороняться на другом. Поэтому следовало использовать для первого и решающего удара всю массу собственных сил, почему наступление с самыми решительными целями только одно и могло стать путеводной звездой для германской стратегии и германского оружия именно в тех сложившихся условиях. Тем более верной эта стратегия представлялась для агрессивной стороны, каковой и являлась Германия, чье военно-политическое руководство не желало упустить наиболее выгодного момента для рывка к европейской гегемонии. Отечественный ученый так характеризует германское планирование Большой Европейской войны XX столетия ведением борьбы на два фронта: «…При таком образе действий альфой и омегой победоносного исхода войны германские стратеги считали быстроту сокрушения противника, против которого будет направлен первый удар. Отсюда вытекали принципы скоротечной, “молниеносной” войны… Принципами “скоротечной войны” определялись распределение сил между Западным и Восточным фронтами, соотношение сил между правым и левым крылом Западного фронта немцев, а также способы ведения наступления. Первостепенное значение при этом германские милитаристы придавали упреждению противника в стратегическом сосредоточении и развертывании, достижению внезапности на направлении главного удара, проведению генерального сражения с решительными целями, организации непрерывного наступления с задачей занятия Парижа и других важнейших центров Франции, чтобы полностью и в кратчайшие сроки лишить врага возможности дальнейшего сопротивления» [11] .
11
Дашичев В.И. Проблема борьбы на два фронта в стратегии германского милитаризма // Германский империализм и милитаризм. М., 1965. С. 159, 163.
Практически одновременно с немцами, и, несомненно, под германским влиянием, идеи блицкрига проникли и в военную среду русских и французов. Бряцание оружием наступательной войны, всемерно инспирируемое германцами, стало отличительной чертой франко-русской внешней политики последние годы перед мировой войной. А идея решающего генерального сражения стала доминантой оперативного планирования Генеральных штабов всех стран Европы, готовившихся к мировой схватке.
Германия могла рассчитывать на успех военных действий лишь при долгой заблаговременной подготовке войны во всех отношениях и, прежде всего, собственно военном. При этом необходимым представлялось условие выбора того момента для развязывания агрессии, когда сама Германия максимально готова к войне, а противники – по возможности не готовы. Именно этот момент и стал одним из наиболее слабых звеньев в германской внешней политике: зависимость дипломатии от военного планирования, а действий политического руководства – от графиков мобилизации ставили Германию в положение заведомого агрессора, так как в 1914 г. развязывание войны в Европе было выгодно только ей одной. И именно – в смысле собственной готовности, стоявшей выше готовности предполагаемых противников: «Немцы не намечали войны на август 1914 г., но когда представился случай, они сразу за него ухватились. Они считали, что в тот момент могут выиграть войну; в отношении же возможности победы в дальнейшем у них такой уверенности не было. Поэтому они легко подчинились требованиям, которые диктовал им военный график» [12] .
12
Тэйлор А. Борьба за господство в Европе. 1848–1918. М., 1958. С. 528.