Крах
Шрифт:
– То есть лучше, чтобы я их нашел? – спросил Робин, скорчив гримасу.
– Так будет намного правдоподобнее, – подтвердила Блум. – Все-таки мы лишь частные детективы.
– Консультанты по безопасности, – поправил ее Бергер, просто, чтобы вставить слово.
– Даже не знаю, – засомневался Робин. – О том, что это предметы с мест обнаружения трупов, я знаю только с ваших слов. В принципе, вы могли подсунуть нам любые фальшивые улики.
– Вы поручились за АО «Эллинг Секьюрити» патологоанатому Ангелике Роклунд, – сказала Блум.
Робин покачал головой.
–
Пока Робин засовывал конверт в карман, Бергер спросил:
– Что у вас здесь происходит?
– Мы только приехали, – ответил Робин. – Белый мужчина, на вид лет тридцати пяти, со стильной русой бородкой. Колотая рана на шее, закрытая высоким воротом модного свитера. И еще одна довольно странная деталь…
– Странные детали – это же самое интересное.
Робин долго разглядывал Бергера с совершенно нейтральным выражением лица. Потом демонстративно повернулся к Блум и сказал:
– Нынешней ночью шел сильный дождь. И все-таки отчетливо видно, что борода аккуратно причесана.
– Что? – воскликнул Бергер.
– Бороду недавно расчесали, – спокойно повторил Робин, по-прежнему обращаясь к Блум.
Бергер и Блум переглянулись.
– Надеюсь, у тебя получится развить эту мысль, – сказал Бергер.
Робин устало вздохнул.
– Я пришлю вам материалы. И съезжу на Бьёркё, как только освобожусь здесь. Мне тоже кажется, что и там найдется пробирка с флэшкой. К тому же вполне вероятно, что убийца там где-нибудь наследил. Все-таки не так легко совсем не оставить ДНК.
Робин повернулся, чтобы идти обратно на берег. Но вдруг остановился, обернулся и добавил:
– И еще.
– Да? – произнес Бергер.
– Думаю, с вами захочет пообщаться судмедэксперт Роклунд.
30
Молодой человек вышел из воды и присел на один из прибрежных камней. Он там часто сидел, всегда на одном и том же месте, в маленькой расщелине, не дававшей ему упасть, даже когда камень был покрыт скользкими водорослями. Молодой человек обожал нырять с него, потому что там было мелко и прыгать всякий раз было рискованно – можно поцарапаться об острые камешки на дне. Они устраивали соревнования, довольно серьезные, с разноцветными камешками – надо было достать самый дальний, оранжевый, который почти всегда лежал слишком далеко. Обычно молодой человек и все остальные доставали желтый или красный камень.
Но той осенью оранжевый оказался самым доступным. Осенью после пятого июля. Они стали лучше нырять. В последние дни августа, в сентябре. Когда затянулись раны.
Они вообще стали лучше.
Он осматривает знакомый пролив. Чувствует себя частью пейзажа, персонажем с открытки. Лесная опушка на противоположном берегу все та же – с самого детства там ничего не изменилось, кажется, ни одно дерево не подросло, ни один дом не построили и не перестроили. А вот с другой стороны, на песчаном пляже, время изрядно потрудилось.
Он заглядывает в панорамное окно. Внутри ничто не указывает на то, что здесь идет какая-то жизнь. Главное здание выглядит заброшенным, в одном месте крыша заметно прогнулась, и, когда он весной перенес всю деятельность из сырого подвала в пригороде в места своего детства, здесь было очень холодно.
Тогда он перешел в состояние готовности.
Он смотрит на свою левую руку. Смотрит долго. Дрожи нет совсем. Потом он переводит взгляд на мокрую брючину и опускает пальцы ног в воду. Болтает ногами. Вода холодная, но не ледяная. Так и должно быть в начале июня.
Все-таки природа еще не совсем сошла с ума. Возможно, все можно исправить.
Он вдыхает свежий летний воздух, наполняет легкие кислородом, смотрит на свет – предвестник дня, противоположного ушедшей ночи.
Безумный дождь.
Переправа.
Резиновая лодка.
Но главное – мужчина. Бородатый мужчина. Как он смотрел на своего палача. От этого было только хуже.
Нож для писем легко вошел в шею. Она оказалась мягкой, как масло.
Молодой человек содрогнулся и спрыгнул с камня в прохладную воду. Медленно побрел к берегу. Там его ждали кеды. Он запрыгнул в них так ловко, что ни одна песчинка не попала внутрь.
Ничего не натирает и не беспокоит.
Точнее, не беспокоит всерьез. То, что беспокоит чуть-чуть – это несколько небольших вопросов. Надо их навестить. Причем прямо сейчас. Чтобы внести ясность.
Он бросил беглый взгляд на электрическую изгородь, окружающую его владения. Никаких признаков, чтобы еще кто-то пытался сюда забраться. Но это ему и так известно, приложение в телефоне всегда его выручает, когда он отсутствует и не может следить за камерами наблюдения на мониторах.
Он вошел в главное здание, даже не взглянув ни на снайперское ружье на полу, ни на мониторы на стене, ни даже на листы из блокнота на противоположном конце комнаты. Все уже у него внутри. Он знает наизусть каждое слово. Но только для того, чтобы все это уничтожить, когда он будет готов.
Когда будет восстановлен порядок.
Когда прошлое больше не будет вонять гнилью.
Когда лист снова станет чистым.
Молодой человек сел за единственный в комнате стол. Слегка потянул за клетчатую сине-зеленую скатерть, как будто желая ее расправить. Поднял с пола плоскую сумку и вынул оттуда ноутбук. Открыл его, посмотрел на безжалостный свет экрана, набрал несколько паролей и, пробравшись сквозь целую систему папок, нашел нужную. Называлась она короткой и ясно – «Видео». Проникнув еще на пару уровней вглубь содержимого компьютера, отыскал папку «Б».
Как в словах Блидё и Бревик.
Запустил первую из двух имеющихся в папке видеозаписей. Экран был зеленоватый, зернистый. Появились деревья, дорога с лужами, объясняющая зернистость изображения, которая обернулась расходящимися кругами. Вокруг густой лес, а на зеленом фоне идет сильный дождь. Запись, очевидно, сделана ночью, и зеленый цвет – результат инфракрасного режима камеры. И вдруг что-то происходит.
Видео снято без звука, но при этом понятно – что-то приближается. Может, из-за какого-то малейшего движения, из-за едва уловимого порыва ветра. В любом случае, когда появляется машина, это не воспринимается как неожиданность. Из-за съемок инфракрасной камерой цвет машины определить невозможно, но видно, что автомобиль темный, и можно частично разглядеть регистрационный номер.