Крамола. Книга 1
Шрифт:
Он схватил сапожок, раскочегарил самовар и сел за стол. Благоговейно налил кипятку, сдобрил его заваркой и, распустив в блюдце, с удовольствием отхлебнул.
Андрей вновь встал к окну. Журавли, окружив суслон, общипывали льняное семя.
— Пасутся? — спросил Галя. — Ну и пускай. Пощиплют — да полетят. Нечего волынку тянуть.
— Чудо, — выдохнул Андрей и диковато посмотрел на старика. — Это же чудо…
— Ну, разлюбезный! — радостно захохотал тот. — Какое же чудо? Чуда ты еще не видал. Оно вон у меня под печкой стоит. Вот уж чудо
Андрей послушно сел и взял чашку. В голове все смешалось — явь и сон одновременно.
— Так вот, привожу домой, народ собрался, глядят: чего такое Галя купил? И ну меж собой судачить. Чудо, говорю, купил! Кто смелей — выходи чудо руками пощупать! Вот один человек идет ко мне, а у самого руки трясутся — дай-ко пощупаю! Ну, дал я ему, а сам эдак-то колесо ка-ак поверну!..
На улице послышался пронзительный крик. Журавли взметнулись вверх; заложив большой круг, выстроились и потекли по чистому небу. Галя отвернулся от окна чем-то обеспокоенный и забыл, о чем рассказывал.
— Спугнул кто-то, — пожалел он. — Недоемши полетели… Да ничего, поди, жиру-то нагуляли, дотянут… Вроде не сулился никто?
Андрей покосился на печь, где чернел темный, как берлога, лаз.
— А-а! — вдруг догадливо протянул Галя. — Вон кто пожаловал. Ишь как летят, варначье…
— Кто там опять?
— Да казаки скачут, — бросил старик. — Кто ж еще нынче по дорогам-то летает? По небу — птицы, по дорогам — казаки…
Андрей не поверил, но все-таки сунулся к окну: казачий разъезд в шесть человек уже привязал лошадей у ворот и под лай собак шел к избе. Урядник с обветренным лицом что-то кричал, показывая на улетающих журавлей. Андрей схватил кожух, метнулся к винтовке, но Галя остановил его, взял за руки:
— Ой, да погоди! Пускай заходят. Глаза-то узкие, поди, и не заметят.
— Ты что, старик?
— А садись-ка вот сюда, в уголок, — он подтолкнул его к дальнему краю стола. — Я тебя яблочками-то прикрою, и вовсе не заметят.
Бежать было поздно: в сенцах скрипели половицы. Андрей сел в угол и положил револьвер на колени, прикрыл его скатертью. Корзина с яблоками стояла перед лицом, но прикрыть, конечно, не могла…
— Заходите, заходите, гости дорогие, — запел Галя. — Гляжу — едут, родимые. А то все один да один, поговорить не с кем, чайку попить не с кем. Вот хорошо, что навестили старика…
— Никто не заезжал к тебе? — спросил урядник.
— Рад был бы, да не едут, — загоревал Галя. — Вареньев летом наварю, грибов насолю, а угостить некого. Вы уж садитесь к столу-то, самовар вот ставлю. Мигом поспеет.
Казаки сняли кожухи, составили карабины в угол, выпутались из ремней и сели к столу. Вполголоса заговорили не по-русски, тыча пальцами в корзину с яблоками.
— Ешьте, ешьте! — подбодрил старик. — Что на столе — все ешьте.
Казаки расхватали яблоки, стали есть с удовольствием и жадностью.
— Соскучились по фруктам, —
— На родине оно все слаще да вкусней, — согласился Галя. — Нам вот эти за милу душу.
Старик расставил глиняные кружки и стал разливать чай.
— Это правда, будто ты чудеса показываешь? — вдруг спросил урядник. — Будто глаза отводить умеешь?
— Могу! — обрадовался Галя. — Что могу, то могу. Насчет глаз не скажу, а чудеса умею.
— Так покажи.
Старик с готовностью встал на четвереньки, залез под печь и достал оттуда какой-то прибор на деревянной доске. Андрей сидел не шелохнувшись, рассматривал казаков, изучал лица. Каждого можно было достать рукой…
— Глядите сюда, — сказал Галя. — Ну-ко, подержись за проволоку-то.
Урядник взялся за проводки, а старик резко повернул колесо. Раздался щелчок, урядник отдернул руку и засмеялся. Казаки тоже захотели попробовать, по очереди держались за провода; Галя крутил и хохотал. Потом он подключил лампочку, и она засветилась. Казаки возбужденно заговорили по-своему, смеялись и дурачились как дети.
— Такой чудо я видел, — сказал урядник. — Динамо-машина. Я думал, правда чудо.
— Кто не знает да не понимает, так ведь чудо! — не согласился Галя. — Когда не знаешь, откуда берется свет?
Он спрятал прибор под печь, отряхнул руки. Успокоенные казаки зашвыркали горячим чаем.
— Надолго в наши края-то? — спросил Галя.
— Мы люди невольные. Как прикажут, — вздохнул урядник.
— А супротив кого нынче воюете? — прищурился старик.
— Не спрашивай, дед, сами толком не знаем, — отмахнулся урядник. — Велят людей пороть.
— Кто велит-то?
— Русские велят. И русских же пороть! — урядник поцокал языком, покачал головой. — Ничего не понимаем. В нашем народе такой обычай нет, не понимаем. Россию защищать — понимаем. Пороть — не понимаем.
— Так не пороли бы, — предложил Галя. — Жалко, поди, людей?
— Жалко, — согласился урядник. — Как не жалко? Народ — большой, красивый; бог — большой, красивый; земля — большой, красивый. Начальник был большой, красивый. Князь… Себя убил. Русский есаул повесил русский большой, красивый баба… Не понимаем. Все большевики. А большевики — плохо. Не понимаем.
Он встал, буркнул что-то по-калмыцки. Казаки вскочили, засобирались. Галя засуетился:
— Посидели бы еще-то. Куда вам лететь?
— Партизан ходит, большевик, — сказал урядник. — Поймать надо. Зачем вешать?
— И не ловили бы, и не вешали, — посоветовал старик. — Дома-то яблочки слаще…
— Колчак сказал — Россия защищать, — развел руками урядник. — Большевик говорит — Россия защищать. Бестолковый народ. Большой, красивый, а бестолковый. Ай!
Казаки вывалили во двор, загомонили, отвязывая лошадей. Андрей стоял у окна, сжимая в руке ненужный револьвер.
— Хорошие люди, — сказал Галя. — . Ведь испортятся так-то, на чужбине.