Крамола. Книга 1
Шрифт:
— Агитирует! — восхищенно сказал поручик и расслабился. — Это есть наш последний и решительный бой!.. Кто это? Не Шиловский?
— Не ваша забота, поручик, — буркнул Андрей.
— Да-а, — почему-то озабоченно протянул Караулов. — Я вам, Березин, по секрету скажу. Там, у наших в тылу, тоже агитаторы. Чехи с пулеметами, заградотряд. Толковые с-суки, доложу вам… Всем худо будет, капитан. Если вы беспокоитесь за судьбу сестры…
Он помедлил, и Андрей насторожился, натянул повод:
— Что с ней?
— А так
— За что расстреляют?! Я же не предал красных!
— А командарм Махин? — с вызовом спросил Караулов. — Значит, и вы заодно! Разбираться не станут, времени нет. Поверьте, капитан, я знаю большевиков. Не тешьтесь надеждами.
— Я вам не верю.
— Почему? — обескуражился поручик, замерев в ожидании.
Андрей не ответил. Он и сам точно не знал, почему нельзя верить Караулову. Просто перед его глазами явственно стоял тот, красный Караулов, порученец красного Махина. Выглядел он тогда бравым командиром: скрипучий кожан, фуражечка со звездой, новенькая гимнастерка. Быстро двигался, все про всех знал, весело покрикивал и даже агитировал за Красную Армию, за Советскую власть.
— Не верю, — повторил после паузы Андрей и козырнул: — Честь имею, прощайте.
Он развернул коня. Шиловский все еще говорил перед бойцами. Караулов подъехал почти вплотную.
— Слушайте, Березин, — заговорил он отрывисто. — Черт с вами, если не верите, если вы такой чистоплюй! Выдайте мне Шиловского — и катитесь! Складывайте оружие — и на все четыре стороны. Никто не тронет. Слышите?
Андрей не ответил, поехал шагом к своим.
— Что вам красные?! — закричал вслед поручик. — С комиссаром детей крестить?! Они вашу сестру взяли! А что с ней — знаете?
Кажется, конь сам встал, словно натолкнувшись на незримую стену. Андрей сгорбился и неловко вывернул голову.
— Даю вам час срока! — крикнул поручик. — И возможность смыть позор!
Андрей выпустил эфес, жестко рванул поводья, поставив жеребца на дыбы, и с места пустил его в галоп. И тут же услышал строенный стук копыт по твердой земле: поручик со своими мчался в другую сторону.
Достигнув цепи своего полка, Андрей бросил лошадь, отбежал в густую траву и упал на землю лицом вниз. На зубах захрустел песок…
Уже через минуту рядом был Шиловский. Он радовался и не скрывал этого.
— А вы молодец, Андрей Николаевич! Вам можно доверять!
Андрей порывисто сел, крикнул:
— Плевать я хотел на ваше доверие! Понятно?!
— Что с вами, Андрей Николаевич? — миролюбиво и участливо спросил комиссар.
— Ложь! Кругом одна ложь! — крикнул Андрей, но тут же попытался взять себя в руки. — Спектакли играют… А я не игрок и не актер! Кому верить? Где моя сестра?
— Верить можно только в идею, — мгновенно ответил Шиловский.
Андрей зло усмехнулся, но промолчал, согнул
Комиссар выждал, когда успокоится дыхание Андрея и расслабятся мышцы, сковывающие руки; затем спросил осторожно:
— Что им нужно?
— Чтобы мы сложили оружие, — помедлив, сказал Андрей и поднял голову. Он хотел добавить, что Караулов предлагал выдать его, Шиловского. Однако смолчал, прикусив губу. Шиловский перехватил его взгляд и словно бы прочитал затаенную мысль.
— Предлагали выдать комиссара? — спросил он, щуря острые глаза сквозь стекла пенсне.
— Да, — отозвался Андрей. — И дали час времени на раздумья.
— Что ж, сдавайте меня, — улыбнулся Шиловский, но тут же заторопился: — Шучу, шучу, Андрей Николаевич, не обижайтесь.
— Кстати, у вас есть часы? — вдруг спохватился Андрей. — Мои остановились…
— Есть, — не сразу проговорил комиссар и поглядел на своего коня. — Зачем они вам?
— Часы нужны, чтобы знать время, — язвительно отчеканил Андрей. — Казаки на подходе! Через два-три часа могут ударить в тыл! А эти — в лоб! Всё! Давайте часы. И оставьте меня…
Шиловский встал, нырнул рукой под кожу потника, пошарил там, вытащил часы на цепочке, протянул Андрею.
— За железной дорогой верну, — пообещал Андрей и прочитал надпись на крышке: «Шиловскому М. С. за агитационную работу в „дикой дивизии“. Он спрятал часы в карман и добавил: — Непременно верну, не беспокойтесь.
— Да уж верните, — улыбнулся комиссар. — Наградные.
— Верну, — еще раз пообещал тот. — А сейчас поезжайте.
— Куда?
— Один хочу побыть! — закричал Андрей. — Один! Понимаете?!
Шиловский пожал плечами и неторопливо пошел прочь, уводя коня в поводу. Андрей снова лег на землю. Прикрыл глаза, прислушался. Вдруг показалось, что он остался совсем один в этой бескрайней чужой степи. Было тихо: умолкли кузнечики в траве, унялся ветер, истаял мягкий шорох ковыльных метелок… В ушах тихо позванивало, будто от банного угара, и дышалось с трудом, словно ему опять сыпали на грудь землю. И еще он почувствовал жгучий жар солнца на щеках и пылающие, натруженные ноги в раскаленной коже сапог.
Он сел, огляделся. Конь стоял рядом и выщипывал траву, растущую у самой земли и потому хранившую больше влаги. Серые бархатистые губы лошади, чудилось Андрею, становились вдруг твердыми и жесткими, как каблук, когда с треском срывали крепкую степную траву.
Лошадь вскинула голову, раздув ноздри, настороженно повела ушами. Андрей встал на ноги, взял коня под уздцы и медленно пошел вдоль цепи красноармейцев, отыскивая взглядом комиссара. Шиловский оказался в тылу полка. Он сидел на земле, подложив под себя седло, а рядом, откинув хвост и вытянув шею, лежала загнанная насмерть лошадь; голубоватый, без зеницы, глаз был еще прозрачен и светел.