Крапива, которая любила читать
Шрифт:
– За чтение?!
– Глава дома может посчитать, что сейчас самое время показательно проявить свою власть и внушить покорность всем слугам и вассалам. Потому придурок и сидит там голый, предвкушает, как его будут натирать листьями.
Глава 8
Едритные кочерыжки! Вот же садисты ненормальные. Главное – за что? За книжку? Да хоть женский роман, хоть букварь – парень же не секретами родины торговал и не людей ел. За что такое наказание? Просто власть потешить?
Надо бы вмешаться, наверное. Но не представляю как… и зачем. То есть умом понимаю, что зверство надо останавливать по мере сил. Особенно если при этом я ничем не рискую – меня точно в крапиву не засунут, а замуж и так почти выдали.
Но эмоции по этому поводу слегка приглушенные и думать не мешают. Что само по себе удивительно.
Такое впечатление, что из аптеки меня сперли, а вот гормональную систему с адреналином и кортизолом притащить забыли. Хм… я ведь реально не особенно переживаю. Ну попала. Ну в крапиву… нет, я, конечно, хочу обратно к своим порошкам и бабушкам. Но не умираю по этому поводу.
И с местными вот… казалось бы, надо затаиться и, коль скоро получила память Ортики, так и следовать заведенному сценарию. А я мамашей пренебрегаю, Рябину шокирую. Но…
Но. Обратно даже ударом по голове не получается. Это значит что? Это значит – я тут надолго. И жить как Ортика я не хочу. Смысл тогда притворяться?
Повод есть – два раза чуть не угробили. Имею право озвереть и начать показывать характер. И магия. Магия у меня, между прочим, очень опасная, хотя и слабая по местным меркам. Но то, что ее не принимают всерьез, – это козырь, а не недостаток!
– А есть ли у него возможность выжить? – спросила я как бы в воздух. Больше задумчиво, чем жалобно.
Почему-то этот парень меня волновал. Не как мужчина, нет. Хотя там действительно было на что посмотреть. Это была скорее интуиция – его надо спасти.
– Есть. Может пасть на колени и просить у главы дома прощения. Да только он так не сделает, гордый, как баран моего прадеда, – хмыкнула Рябина.
– И все? Попросить прощения, и все?!
– Ну… или, например, его кто-то захочет себе выкупить. Или просто забрать в личные люди – это если из семьи. Сейчас он лишен даже вассального статуса и вообще не человек, поскольку приговорен к казни. Его жизнь принадлежит дель Нериумам. Могут прервать, могут забрать себе. – Так. А вот это уже интересненько…
– А он точно не станет прощения просить? Все-таки глупо умирать по такому дурацкому поводу.
– Не станет. Там ведь унижаться надо и целовать сапоги вашего отца. – Рябина скривилась. – После этого его статус даже среди слуг упадет ниже нижнего. А главное, ваш отец может помиловать, а может и отказать. Тогда унижение будет впустую.
Рябина немного подумала и вздохнула:
– Я его даже понимаю. Лучше мучительно сдохнуть, чем так опуститься. Повод и правда глупый. А вот его гордость… неуместная. Но объяснимая.
Да, валькирия явно знала, о чем говорит. В памяти Ортики тоже есть разное-всякое на тему родовой чести и прочих местных заморочек. Но и я сама, без всяких дворянских корней, прекрасно понимала, что иногда легче умереть, чем терпеть унижение.
– А он… совсем-совсем идиот или все же на что-то способен? – В моей голове уже созревало решение, но я все еще не была в нем уверена.
– Нет, он не в этом смысле идиот. С мозгами у Нарцисса все в порядке. Иначе он не работал бы архивариусом в таком юном возрасте. Одна странность: как видит новую книгу – все. Мозги набекрень, и не оторвется, пока не прочтет от корки до корки.
– А… ну это не страшно. – Я машинально почесала бровь. – Это бывает.
– И характер у него, повторюсь, ослы позавидуют, – Рябина поджала губы, – поэтому его в доме терпеть не могут. Даже молодым господам перечит.
– Его характер волнует меня в последнюю очередь. – Я пожала плечами. Из памяти Ортики уже вылезло приемлемое решение, и оно не предусматривало свободы воли для вредных читателей.
– То есть вы решили… – до Рябины вдруг дошло. – Тикка! Не смей!
– Он молодой здоровый парень. Да еще и архивариус, знает много. Пригодится. – Я решительно встала. – И не спорь. Лучше проводи меня во двор.
– Не пущу! – Рябина застыла в дверях, и по выражению ее лица было понятно, что там она и врастет в каменный пол упрямым дубом. Кто бы еще ослов вспоминал.
– Тогда извини. – Я сделала пару шагов и едва успела поймать рухнувшее прямо на меня тело валькирии.
Уй! Тяжеленная какая! Надеюсь, правильно рассчитала дозу эфира, сконцентрированную магией возле ее лица. А что? Рогатую формулу-многочлен я как живую вижу, составить ее из кубиков-атомов – дело доли секунды, потом запустить копирование, ограничить область распространения, чтобы ненароком всю комнату не залило и меня саму не вырубило… короче, «наркоз» готов.
Во мне все больше и больше крепла эта странная уверенность. Парня надо забрать себе. Возможно, что-то зацепило меня в его взгляде или манере себя держать. Какая-то инаковость. И пусть я видела всего лишь нескольких человек этого мира, пусть мы даже не встречались с невольным стриптизером глазами. Надо!
А может, мне просто его голая задница понравилась. Чем не повод, в конце концов? Я тетенька взрослая, а задница там – загляденье. Совать такое в смертельную зелень – кощунство.
Гугл-карты у меня не было. И в памяти Ортики обнаружился легкий топографический кретинизм. Но кое-как все же сориентировалась. Значит, до козла, потом направо, потом… ага. Ого!
С башни клетка казалась менее страшной, а дворик менее жарким и пыльным. А еще, когда я в последний раз выглядывала из окна, возле пленника не торчала Магнолия и не совала между прутьями какую-то ветку!
– Попробуй, как оно? – почти мурлыкала мелкая садистка, оглаживая своей зеленью приглянувшиеся мне тылы. – И учти, эти листья срезаны вчера, с них уже наполовину выветрился яд! Свежей будет больнее! Но если ты поцелуешь мою туфельку, я могу попросить папеньку тебя помиловать.
Парень, распятый поперек узилища, молча корчился и извивался, но не разжимал стиснутых челюстей и упрямо жмурился, чтобы не смотреть на мучительницу.