Крапленая
Шрифт:
Спохватившись, она поспешно вернулась к секретеру и, достав оттуда картонку, повесила ее на шею своей пленницы.
Тата извивалась на стуле и глухо мычала. Ее, похожие на пуговки, глазенки стали совсем круглыми, особенно тот, что был оттенен огромным уродливым синяком. В них застыл неподдельный ужас. Личико перекосилось. Она делала отчаянные усилия освободиться. Схватив фотокамеру, Катя принялась фотографировать ее в разных ракурсах и с разных расстояний – от портрета до общего плана с лужей «крови» и «окровавленной» финкой на полу.
Покончив со всем этим, она быстро сорвала со рта ребенка «заглушку» и в ту же секунду зажала себе уши ладонями, спасаясь от пронзительного визга.
– Тише ты! – прикрикнула она на Тату.– Всех мышей и тараканов перебудишь.
Визг оборвался как по мановению волшебной палочки. Девочка уставилась на нее.
– Да-да, - очень серьезно подтвердила Катя. – У соседей под полом живут мыши, а за обоями прячутся тараканы. Будешь так вопить, они все сбегутся сюда. Чего разоралась-то? Забыла что ли, что мы играли в разбойников?
– Не хочу в лабойников, - всхлипывая, еле слышно прошептала Тата, боязливо озираясь по сторонам в поисках разбуженных грызунов и насекомых.
– Ну не хочешь, так и не надо, - сразу согласилась размалеванная разбойница. – Тогда пошли отмываться.
Быстро развязав свою пленницу, Катя спрятала в пластиковый пакет «орудия пыток», а пакет заперла в секретере. Подхватив Тату на руки, она отправилась с ней в ванную. И там, стоя вдвоем под теплым душем, долго смывала с нее и с себя следы представления. Это совместное купание окончательно успокоило девочку. Катя обтерла ее махровым полотенцем, затем вытерлась сама и, облачившись в банный халат, накинула на Тату сухое полотенце.
– Теперь будем волосы феном сушить.
– Не хочу феном. Он кусачий. Я боюсь.
– Мой не кусается. Мой добрый. Смотри. – Катя направила на себя струю горячего воздуха, потом на головку девочки. И так поочередно, переводя фен с нее на себя, высушила волосы обоим.
Чисто отмытую и одетую Тату она усадила на диван к разбросанным там игрушкам.
– Играй пока.
А сама, вооружившись тазом и тряпкой, отмыла красное пятно с паркета и следы краски с полированного стола. Ей хотелось как можно скорее избавиться от ребенка, чтобы действовать дальше, согласно намеченному плану. Она обернулась к Тате. Та крепко спала в уголке дивана, свернувшись клубочком.
– Черт! – выругалась Катя.
Она совсем не планировала оставлять пленницу на ночь дома. Но не будить же ее. Раскапризничается спросонья, устроит рев. Потоптавшись в замешательстве, Катя махнула рукой и пошла в спальню. Открыла постель, положила рядом со своей вторую подушку, вытащила с полки трикотажную ночную сорочку и вернулась в гостиную. Подхватив девочку на руки, она отнесла ее на кровать, натянула на нее свою сорочку, укрыла одеялом, и, затворив дверь, вышла.
Затем набрала номер телефона Светы:
– Привет. Узнаёшь, называться не надо? Я хочу к тебе завтра подъехать, прямо с утра. Дело есть. Часов в девять устроит? Ну, значит, один раз встанешь пораньше. Да. Мне понадобится твоя помощь. Договорились? Все. До завтра. Смотри, чтобы мне не пришлось стоять три часа у тебя под дверью.
Погасив везде свет, Катя вернулась в спальню и тихонько юркнула под одеяло. Закинув руки за голову, она долго лежала, глядя открытыми глазами в темноту, обдумывая следующие шаги, пытаясь представить лица своих заклятых врагов, когда они поймут, что она начала действовать. Увлекшись, Катя почти забыла, что рядом с ней живое существо.
Малышка зашевелилась, заерзала и, подобравшись под одеялом к Кате, вдруг обвила ее ручонками. Катя застыла, боясь пошевелиться, напряглась, будто то была холодная змея, а не маленький, теплый комочек.
«Дурочка, - решила она про себя, - перепутала меня во сне со своей матерью.»
Не получив отпора, девочка осмелела, подобралась к Кате еще ближе, закинув на нее одну ножку, щекоча ей волосами нос, и сонно прошептала:
– А завта ты возёшь меня в иглусечный магазин?
– Там видно будет. Спи.
Катя осторожно скинула с себя ее ручку и ножку, отодвинулась на самый край постели и повернулась к ней спиной. Лежа без сна, она сердито думала о том, что с этим нужно как можно скорее кончать, что не следовало оставлять девчонку на ночь. Ей вспомнились детские уловки дворовых детей, среди которых она росла. Найдет кто-нибудь бездомного щенка или котенка и тащит домой, уговаривая мать приютить его. Мать, естественно, ортачится, требует немедленно выкинуть его на лестницу. Может, больной какой, может, блохастый. А хитрец жалобно молит: «Только на одну ночь. Ну пожалуйста. Завтра мы выбросим его на улицу. Обещаю.» Мать, скрепя сердце, соглашается. Помогает накормить животное, а то и выкупать. Оно такое беззащитное и уютное. Оно ластится, умильно заглядывая своими большущими, непорочными пуговками в самую душу. «Мама! Мамулечка! Еще только один денек.» А через день приблудный шельмец уже всеобщий любимец. Все его холят, ласкают, ублажают. А там, глядишь, и жить уже без него не могут... «Нет!
– рявкнула на себя Катя. – Со мной такие номера не проходят.» Она не заметила, как уснула.
Разбудила ее Тата. Пленница сидела на кровати, тихонько похлопывая мягкими ладошками по ее щеке и «умильно заглядывая в самую душу». Сквозь окно ярко светило солнце.
– Тебе чего? – недовольно-сонным голосом пробормотала Катя.
– Скази, што мы в садик не подем, - потребовала девочка.
– Не пойдем. – Приходя в себя, Катя села с ней рядом. – В гости пойдем.
– Ула-а! – обрадовалась Тата.
Катя наспех умыла ее и себя, наспех соорудила завтрак и, схватив ребенка в охапку, поспешила к выходу. «С этим надо кончать! И как можно скорее.» Но, остановившись в дверях, вернулась. Побросала в пластиковый пакет разбросанные на диване игрушки.
– Возьмем с собой. Пригодится. Держи.
Они спустились на лифте в подземный паркинг. Даже если бы кто-нибудь и попался им на пути, выглядели они – похитительница и похищенная, вполне мирно и безобидно. Тата независимо вышагивала рядом, одной рукой держась за Катю, другой крепко сжимая драгоценный пакет.
А полчаса спустя Катя уже стояла перед обшарпанной дверью, давя на кнопку звонка.
– Ну чего опять уставилась? – сказала она открывшей путане. – Все никак привыкнуть не можешь к моей физии? Войти-то можно?