Краповые рабы
Шрифт:
Наглость всегда должна наказываться. Она и была наказана кулаком стоящего рядом рядового Стрижакова. Он выглядел рядом с бандитом словно тоненькая ветка дерева рядом с мощным дубом. Но при этом хлестким и резким боковым ударом, похожим на удар плетки, срубил этот дуб. Выглядело это впечатляюще.
– Плохие у тебя родители, – сказал рядовой. – Никуда не годные. Таких следует родительских прав лишать.
– Не трогай моих родителей. Они уважаемые люди, – сказал бандит, с трудом переваливаясь из положения «лежа на спине» в положение «сидя на заду». Ранение у него было легкое. Один осколок поцарапал плечо, второй порвал бровь. Солдаты с такими ранениями продолжают бой, а этот и автомат бросил, и сам залег без движений. – Чем они тебе не понравились, солдат?
– Совсем тебя не воспитывали.
Тем не менее информация уже высказана, причем важная информация, что стало понятно даже из того, как, выражая недовольство, зашевелились другие пленники. Один из них даже высказал что-то вслух. И этого хватило, чтобы допрашиваемый замолчал. Больше он разговаривать не желал. Даже пинки тяжелых солдатских башмаков заставляли пленника только скалить зубы, но не говорить.
– Он язык себе откусил, – сделал вывод старший лейтенант. – Что толку с таким время терять. Уведите. Будет хамить, пристрелите…
Сваны разговаривали между собой. Обсуждали что-то. Пленник слушал всех внимательно и головой вертел, не обращая на спецназовцев внимания.
Старший сержант Семисилов нашел взглядом бомжа с родинкой под глазом. Тот внимательно слушал, и со стороны казалось, что-то понимал.
– Переводи! – потребовал Родион.
Но бомж надежд не оправдал.
– Я сванский язык не знаю. Их даже грузины не понимают. У сванов у самих несколько языков существует. Как они друг друга-то понимают – удивляюсь… Я только отдельные слова улавливаю, которые раньше слышал. Да и их, не знаю, правильно ли понимаю. Тон вот улавливаю. Ругают его. Дураком зовут, который, похоже, всех подставил…
– Понятно, – встал старший лейтенант Самоцветов. – Родион. Рабов могли провести через это ущелье?
– Скорее всего, я думаю. Отсюда прямой выход в Грузию. Ущелье даже пограничники перекрыть не смогут. Я по вашей карте смотрел – пограничникам туда не подойти. С двух сторон неприступные скалы. Только отсюда туда и оттуда сюда – сплошной сквозняк…
– Да, я карту тоже смотрел. Для быстрого перехода это самый удобный путь. Только скорость у них и у нас разная. Этим грех не воспользоваться. Организуй поиск следов. Они не птицы… Там трое солдат должны быть. Так в оперативном штабе сказали. У них агентурные данные. Отпечатки башмаков заметны. Ищите…
В поиск опять пошло целое отделение. Искать следы там, где шел бой, было бессмысленно – все истоптано и залито кровью. Следовало отойти дальше. Семисилов и увел отделение дальше. Земля была соответственно времени года смерзшаяся, хотя, к сожалению, снегом не прикрытая, иначе следы было бы легко обнаружить. Но скоро один из солдат нашел отпечатки многих ног. Бандиты преследования все же опасались и перестраховывались – вели рабов не посреди ущелья, где легко было протоптать тропу, а сбоку, по крупным камням. Но между скоплением камней выдалась полянка с прошлогодней увядшей травой, небольшая, почти круглая, метра три диаметром, и трава там была заметно примята – прошла большая группа. Неподалеку солдаты нашли заброшенный за камень свежий окурок…
– Непонятная ситуация, – сказал Самоцветов, определяя создавшееся положение. – Мы осмотрели всех убитых и раненых. Дагестанцев только четыре человека вместе с эмиром. Но освобожденные бомжи говорят, что трое с эмиром не из этой банды.
Самоцветов посмотрел на Серафима Львовича. Тот кивнул, подтверждая сказанное ранее. Закивали и другие бомжи, стоящие рядом, плечом к плечу, как три исхудавших мушкетера. Правда, мушкетерского блеска в них видно не было, зато был в глазах блеск какой-то своеобразной гордости за себя и за полное освобождение от всех общечеловеческих условностей.
– Они таких людей в банде не видели. Хотя эти трое и в камуфлированных костюмах, но «камуфляж» другого цвета. Это какие-то посторонние. Или из другой банды, или вообще гражданские, приехали сюда покупать рабов. У нас есть данные, что должны были прибыть владельцы кирпичных заводов. Наличие на всех троих бронежилетов ни о чем не говорит. Бронежилеты в России имеются в свободной продаже. А бизнесменов в местных горах время от времени расстреливают. Значит,
– Рабов погнали в Грузию, – предположил Семисилов самое, на его взгляд, правдоподобное объяснение.
– Может, их как раз отряд «краповых», что нам встретился, и «ведет»? – высказал свою мысль младший сержант Васнецов.
– «Краповые» что-то темнят. Никакой информации о своих действиях нам не дали. Я, помню, в самом начале своей службы однажды точно так же встретился с отрядом «краповых». И тоже темнили… Потом оказалось, они браконьерничать приехали. Горных козлов для нужд своего отряда решили пострелять. Допускаю, что и здесь может быть что-то подобное. Но у нас своя задача. Отпускать рабов за границу мы не имеем права, – продолжил старший лейтенант. – Нужно догнать. И это не только для нашего оправдания перед следствием, которым нам грозит эмир, хотя это все ерунда. Он – бандит, и мы имеем право на уничтожение его самого и его людей. Тем более что застали его с оружием в руках. И его гостей, так называемых, тоже. Но рабы… Это наше профессиональное дело. Это наша работа. Мы для того сюда и прибыли, чтобы их освободить. Однако идти в погоню с ранеными и пленными мы не сможем. Они будут нас тормозить. Потому придется разделиться…
Командир взвода старший лейтенант Самоцветов посмотрел поочередно на всех сидящих рядом с ним сержантов, которые уже поняли, что сейчас будет производиться распределение ролей. Так и произошло.
– Связи с оперативным штабом антитеррористического комитета у нас нет. Дозвониться отсюда невозможно. Сотовая связь в здешних горах отсутствует. Потому работаем автономно. Я с основными силами отправляюсь в преследование. Тороплюсь, потому говорю быстро. С собой беру чуть больше чем полтора отделения. Третье отделение остается сторожить пленных раненых. С ними не церемониться. При этом, мне кажется, во избежание продолжения сговора, лучше обособить эмира от остальных. А остальные – это сваны, потому что местные убиты. Третье отделение караулит раненых, а старший сержант Семисилов с теми же людьми, с которыми сюда, в ущелье, ходил, двигается к «краповым» и, используя их рацию, которая у них имеется, выходит на оперативный штаб и докладывает обстановку. Если встретиться с «краповыми» не получится – они могут оказаться уже далеко, то идет до ближайшего села – а это сорок семь километров, и оттуда устанавливает связь с оперативным штабом. С собой забирает раненого эмира и освобожденных бомжей. Следственную бригаду оперативный штаб вызовет самостоятельно. Если следаки прибудут до моего возвращения, третье отделение обязательно меня дожидается. Родион может сдать пленника в районное отделение МВД или ФСБ, пристроить куда-то бомжей и тоже вернуться, а может и на месте дожидаться, когда его заберут. Задача ясна?
– Так точно! – в один голос ответили старший сержант Семисилов и младший сержант Ягода, командир третьего отделения.
– Тогда – все. Я побежал… – старший лейтенант, сидевший на корточках у камня, поднялся.
Глава вторая
Самоцветов не случайно выбрал спутников старшему сержанту Семисилову. Просто сам заместитель командира взвода, если приходилось выбирать, выбирал именно этих парней, с которыми ему легче было и общаться, и работать. Он их понимал лучше, чем других, и они его понимали без слов. Это уже было многократно проверено в деле. Группа старшего сержанта выступила чуть раньше, чем основная группа. Основная еще переливала воду из фляг пленных бандитов в свои фляги, поскольку карта не показывала по пути следования ни одного источника воды, ни ручья, ни родника, и запастись водой было негде. Как будут бандиты обходиться без воды, да еще учитывая, что они все без исключения ранены, это спецназовцев волновало меньше всего. Старший лейтенант Самоцветов заботился только о солдатах своего взвода, да еще о пленниках-рабах, которым тоже вода наверняка потребуется. О тех рабах, которых еще предстояло освободить. У них у всех и от волнения, и от испытаний глотка трескается. Это обычное явление. В их состоянии даже на морозе горло хочется смочить.