Красавец и уродина
Шрифт:
– Э-э, а ведь даже и не человек, как я теперь вижу. Что ж, тем хуже. Ему придется провести эту ночь отдельно от всех прочих. Уводите.
– Нет! – закричала Громова. Но ее уже никто не слушал. Двое стражников подхватили Артура под руки и вдруг исчезли вместе с ним так же стремительно, как и появились.
Рука сама потянулась к мобильному телефону: немедленно звать на помощь родителей, полицию, кого угодно! Но сигнала не было, даже табло почему-то не зажглось. Девочка закрыла лицо руками и тихо заплакала от бессилия.
Глава 4. Первенцы
Кто-то легонько
– Мне так жаль, – прошептала она. – Пожалуйста, Веточка, пойдем к нам. Костры скоро погаснут, здесь станет темно и холодно. Меня зовут Саломея, а моего мужа – Реррик. Мы позаботимся о тебе.
– Не пойду! – отрезала Громова и даже топнула ногой. – Буду стоять на этом месте, пока мне не объяснят, что за беззакония тут творятся. И не отпустят моего одноклассника, который ни в чем не виноват. И не разрешат нам всем вернуться по домам! Родители ведь с ума сходят!
– Но мы с мужем сами можем тебе многое объяснить, – с готовностью произнесла Саломея. – К тому же, мы – близкие друзья твоих родителей. Для нас большая честь принять тебя в нашем доме. Да и Боря отказывается уходить без тебя.
Информация насчет родителей Вету заинтересовала. Правда, она никогда прежде не видела в своем доме эту большеглазую женщину и не слышала таких странных имен. Но если она не врет, может, из их квартиры (или где они там живут) все-таки удастся связаться с родителями и вызвать подмогу. Девочка вздохнула, решительно вытерла ладонями мокрое от слез лицо – и кивнула головой в знак того, что согласна идти. Женщина немедленно подхватила ее под руку и увлекла за собой. К ним присоединился мужчина, две маленькие девчушки, и, конечно, ошарашенный, с застывшей улыбкой на лице Борис.
Потом довольно долго шли по лесу. Вета все ждала, когда же они выйдут на дорогу, но кругом были только тропинки, едва различимые в темноте. Вета и Борис спотыкались на каждом шаге, зато остальные скользили над неровностями троп, словно у них были крылышки на ногах. Вокруг, громко смеясь и напевая незнакомые песни, понемногу рассеивались, разбредались в разные стороны другие группки. А никакого жилья так и не было видно.
Наконец все разом остановились, и Вета разглядела огромное дерево, похожее на плакучую иву, но высокое, как корабельная ель. Глава семейства раздвинул сплошную завесу ветвей и вошел прямо под крону. Громова вскрикнула от неожиданности: там вокруг ствола находилась вполне обычная комната, только обставленная так, словно у бабушки в деревне. Здесь был большой стол, и буфет, и удобные кушетки. У самого ствола с силой бил подземный родник. Вода с легким шумом стекала по ветвям и попадала в изящную мраморную чашу. В нарушение всех противопожарных правил с другой стороны дерева находился камин, он горел ровным и очень ярким пламенем.
Стол заранее был накрыт, малыши, шумно толкаясь, бросились зажигать десятки свечей. В их танцующем свете Вета разглядела, что вокруг ствола вьется винтовая лестница, а высоко в ветвях проглядывают ровные площадки, на которых, вероятно, были еще комнаты. Но она так устала, что не имела сил даже удивляться. Наверно, хозяева этой странной квартиры большие оригиналы, иногда о таких рассказывают по телевизору.
– Ополосните руки и садитесь за стол, – распорядилась Саломея. – Нам всем необходимо немного приободриться после случившегося.
Никто не заставил просить его дважды. Как ни была испугана и измучена Вета, но есть хотелось до обморока, а прохладная вода отогнала усталость.
Она даже не стала задаваться вопросом, что именно оказалось в ее тарелке. Зеленоватая масса выглядела странновато, но оказалась невероятно вкусной. Девочка умяла свою порцию за минуту и с тоской поглядела на блюдо в центре стола. Саломея расцвела на глазах, и тут же положила ей добавку.
Наконец насытившись, Вета решила, что пора переходить к делу.
– Кажется, вы сказали, что знаете моих родителей? – очень вежливо начала она. – Нельзя ли мне как-то связаться с ними? Понимаете, я давно уже должна была вернуться домой. Они, наверное, с ума сходят от беспокойства, а мобильник почему-то здесь не ловит.
Хозяин по имени Реррик посмотрел на нее с сочувствием во взоре и встревоженным голосом произнес:
– О, нет, милая, думаю, не стоит так поступать с ними. По крайней мере, до утра, пока мы не узнаем решения старейшин. Сейчас твои родители совершенно спокойны – они даже не знают о твоем появлении здесь. Ведь сегодня тебя еще не ждали…
– Погодите! – заволновалась Вета, вскочила на ноги. – Вы это о ком сейчас говорите? При чем тут какие-то старейшины, если на дворе ночь, а я еще не пришла из школы?! Ведь вы сами сказали, что знаете моих папу и маму. Вы что же, соврали мне?!
– О, Веточка! – воскликнула женщина. – Ты не совсем верно поняла меня. Я говорила, конечно, о твоих настоящих родителях. Они действительно пока ничего не знают, и мы не хотим тревожить их раньше времени…
– Мои настоящие родители сейчас наверняка поднимают на ноги всю полицию!
– Ты говоришь о своих земных приемных родителях, вот в чем дело! – с облегчением произнес Реррик. – Не волнуйся о них, по земному времени ты еще не должна вернуться домой. Время наступит завтра в полдень. До этого момента ты можешь быть совершенно спокойна, твои тамошние папа и мама ни о чем даже не подозревают.
Вета набрала в легкие побольше воздуха – и решилась. Раз уж Борька молчит и только улыбается, как придурок.
– Кто вы такие? – спросила она. – По какому праву нас всех похитили? И почему вы называете себя настоящими родителями Бориса? Ведь я знаю, что это неправда. И он знает, хотя и молчит! – она уничижительно глянула на разомлевшего от сытного ужина приятеля.
– Нет-нет, милая, это самая настоящая правда, – заволновалась Саломея. – Боря – наш сын, наш первенец. Мы ждали его возвращения шестнадцать лет, и каждый день ужасно волновались за него. Конечно, у нас было утешение. Наш Арлан, – она показала рукой на мальчика, который сидел за столом между хозяйкой и старшей из девочек.
Раньше Вета не обращала на него внимания, а теперь пригляделась повнимательней. Парень выглядел лет на шестнадцать-семнадцать, был высокий, худощавый, но, видно, очень сильный. Черты крупные, лицо волевое, вот только очень бледное. А светлые волосы такие густые, что на макушке стоят дыбом, смешной такой хохолок. Никак не участвуя в разговоре, он грустно глядел в свою почти нетронутую тарелку. И внешне совсем не походил на прочих присутствующих.