Красавица, чудовище и волшебник без лицензии
Шрифт:
И ее мимолетная радость вдруг поблекла, как это бывает с лепестками раннего цветка, которого коснулись ночные заморозки. Джуп ясно, как никогда прежде ранее, осознала, что проклятие дамы Эсфер все еще внутри нее, и, если верить Мимулусу, потихоньку пьет ее жизнь по капле. Сразу же заныло сердце и стало трудно дышать — она замедлила шаг, а затем и вовсе остановилась, чувствуя приступ головокружения. Впервые ей стало по-настоящему страшно из-за мысли о злых чарах, которые до сих пор казались ей чем-то эфемерным и чересчур волшебным для того, чтобы представлять настоящую опасность. Тут, в Ирисовой Горечи, волшебство ощущалось гораздо более
В гостиной было куда темнее, чем в покоях принца — сороки, хоть и важничали, однако довольствовались всего парой ламп, да и за теми никто не следил. Поленья в камине почти догорели, и найти Мимулуса, зарывшегося под целую гору пледов на одном из диванов, было не так-то просто.
— Мимму! Мимму! — позвала Джуп шепотом, тормоша спящего волшебника. — Проснись! Ох, да хватит же спать! Нашел время! Ты должен немедленно рассказать мне, за что прокляли принца!..
Глава 32. Преступление принца Ноа
Ей стоило немалых усилий растолкать волшебника. Шуметь было опасно — могли проснуться сороки, которые даже во сне невнятно ворковали и хихикали, продолжая свой разговор; их насест был совсем рядом. Мимулусу до этого не выпадало возможности отдохнуть как следует, и он, уставший и измотанный, теперь спал как убитый. Не успевал он приоткрыть глаза, как они тут же слипались обратно, а любое слово, которое он пытался выговорить, превращалось на полпути в зевок или похрапывание.
— Мимму, да проснись же ты! — шипела Джуп, начиная сердиться. — Скоро рассвет, проснутся твои противные птицы! И гоблины придут в себя!.. Мне нужно успеть вернуться в свою комнату, чтобы никто не догадался, что я бродила по усадьбе. С домоправителей станется посадить меня под замок, и тогда мы точно не сможем поговорить…
— Ты зря… зря это спрашиваешь… — бормотал в ответ сонный мэтр Абревиль. — Я все равно не могу тебе ответить, я же говорил, что мне запрещено разглашать…
— Больше эти отговорки не сработают, — сурово отвечала Джунипер, не ослабляя хватки. — Ты говорил, что это тайны лесной знати, да только я теперь тоже часть этой тайны — разве не так?
— И именно поэтому тебе не следует узнавать больше! — воскликнул Мимму, искренне огорченный ее настойчивостью. — Разве ты не понимаешь, что это знание — не награда, а наказание?
— Это и не награда, и не наказание, а единственная возможность остаться в живых! — Джунипер не собиралась сдаваться. — Принц Ноа помиловал меня на этот раз, но завтра ему взбредет в голову что-то другое — и он забудет, почему решил сжалиться. Но если мы расскажем ему про проклятие и пообещаем помочь…
— Тихо! Тихо!.. — теперь зашипел и мэтр Абревиль, тут же чудесным образом избавившись ото всех признаков сонности и спутанности сознания. — Не говори об этом вслух! Нельзя, чтобы об этом узнали в Ирисовой Горечи!..
И он с ужасом покосился на сорок — вдруг они только притворяются спящими и на самом деле подслушивают?.. Но Сплетня и Небылица сладко посапывали, примостившись рядом друг с другом, и лишь иногда тоненько чирикали совершенно по-воробьиному. Это совершенно не шло к их важному дородному виду, и вряд ли самолюбивые сороки могли намеренно выставить себя в смешном свете — даже из хитрости. Однако мэтр Мимулус все равно не чувствовал себя в безопасности, находясь рядом с ними. После недолгих беспокойных размышлений он сполз с дивана, знаком поманив Джуп за собой, и вскоре они уже сидели в дальнем углу гостиной, спрятавшись за спинками кресел. Поверх кресел волшебник накинул один из пледов, сделав для себя и Джуп что-то вроде шалаша, которые так любят устраивать из одеял и покрывал дети. С собой он взял самую маленькую и тусклую лампу, но ее свет под пледом сразу стал казаться теплее и ярче.
— Мы с сестрами тоже так делали, когда были маленькими, — прошептала Джуп, осматриваясь в их маленьком временном убежище. — Когда с моря приходила непогода, в гостинице всюду гуляли сквозняки, и отец разрешал взять несколько одеял, чтобы мы могли построить себе домик… Там было так тепло… Мы рассказывали друг другу страшные истории… — от воспоминаний она зашмыгала носом, а затем, словно невзначай, быстрым движением вытерла глаза рукавом.
— Если… Когда ты вернешься домой, твои страшные истории уже не будут выдуманными, как у твоих сестер — сказал Мимулус с напрочь фальшивым воодушевлением. Эта попытка утешить в целом прозвучала еще более неловко, чем оговорка в ее начале.
— Ох, эта усадьба, конечно, удивительное место, а гоблины уродливы каждый по-своему, не спорю, — сказала Джуп со вздохом, — но я всегда мечтала о путешествиях и открытиях, а вовсе не о том, чтобы угождать капризному мальчишке. Разве можно назвать настоящим приключением то, что нас взяли в плен и заперли в огромном странном доме? Я хотела еще раз посмотреть на тот прекрасный звездопад и на лес, полный светлячков, но отсюда ничего не увидать — окна крошечные, и все спрятано за еловыми ветвями и вечным туманом. Даже если нам удастся когда-нибудь выйти на улицу — это будет всего лишь остров, та же тюрьма. Неудивительно, что принц пытался отсюда сбежать. Даже ему здесь не нравится…
— Ему не нравится то, что здесь нет привычных ему развлечений, — проворчал Мимму. — Роскоши, увеселений, танцев до самого утра. Разряженных в пух и прах гостей, равных ему по происхождению — другим пускать пыль глаза ниже его достоинства. Вряд ли Его Цветочество хотя бы на миг задумывался о путешествиях или открытиях, а звездопад ему заменяли тысячи свечей, фонарей и светящиеся от восхищения глаза придворных. Цветочная и прочая знать — страшные домоседы! Они очень привязаны к своим дворцам и соглашаются покинуть их только ради визита в ближайшую усадьбу, где затеяли бал или какой-то другой праздник с реками нектара и танцами до утра — а на следующий день зовут гостей к себе и веселятся еще пышнее и причудливее, чтобы затмить соседей.
— Если бы не сегодняшний день, — сказала Джуп задумчиво, — я бы тоже посчитала, что балы и забавы целыми днями напролет — это весело. Но теперь я куда лучше представляю жизнь принца Ноа — и почему-то она не кажется мне такой уж счастливой…
— Не вздумай его жалеть! — мэтр Абревиль снова разволновался. — Это крайне опасно! Ты начнешь считать его кем-то вроде человека, судить о нем по человеческим меркам, и в конце концов…
— Я считаю, — продолжала Джуп, словно не слыша его, — что нам нужно рассказать о том, что проклятие теперь сидит во мне, и что мы хотим доставить его в Росендаль! Мы объясним ему, что отправились в путь, чтобы чары его мачехи признали преступными. И он согласится, что наиболее разумно будет отпустить нас — так мы принесем ему куда больше пользы!..