Красавица и генералы
Шрифт:
– Братка! - сказал Виктор и еще что-то добавил.
– Выкинь из сердца! - отчетливо произнес Макарий.
– Ладно, сам перемогаться буду, ты не лезь! - сказал Виктор.
"Хороший, - подумала Нина и отвернулась от окна, прижавшись щекой к тугой накрахмаленной наволочке, пахнущей серым мылом. - Поедет со мной".
Щелкал соловей, братья все разговаривали, а Нина ждала, когда слепой пойдет спать.
"Будешь со мной, - думала она о младшем. - Как же я раньше не видела, что преданней тебя у меня
Наконец Макарий ушел, постучала на крыльце его легкая палочка. Нина вскочила на подоконник и вперилась в темноту. Соловей улетел. Совсем близко кто-то прикрыл калитку со стороны балки. Она подождала немного и шепотом позвала:
– Витя!
Он не ответил. Не услышал или презирал? Она отошла от окна, надела кофту и юбку. Пусть перемогает кого хочет, только не ее. Нина снова высунулась в окно. Темная тень стояла внизу возле ветки с блестящими листьями.
– Это ты? - просила она. - Макарий ушел?
– Ушел, - сказал Виктор. - Чего тебе?
– Все бубнили, весь сон согнали, - упрекнула Нина. - Все не привыкну к покою. Так и чудится, что начнут палить и надо выступать.
– Мы тут побалакали трешки, - вымолвил Виктор.
– Про меня?
– Про всякое такое. Твоего мужа-покойника спомянули, мало с тобой пожил... - Виктор, похоже, даже разговаривать стал на хуторской манер.
– То не ваша печаль, - сказала Нина. - Тебе соловушку слушать надо, а не моего покойного мужа вспоминать... Завтра я еду. Может, больше не свидимся.
– Ну как Бог даст, - ответил Виктор и вздохнул.
"Вот печенег! - подумала она. - Не хочет понимать". Слабый блеск вишневых листьев вызвал в ней воспоминание о григоровском саде, и она решила, что не отпустит Виктора.
– Я на тебя надеялась, Витя, - грустно вымолвила Нина. - Мы с тобой столько натерпелись... И ты меня оставляешь.
– Не могу я бросить их, - вымолвил он. - Как представлю, что их обирают, а заступиться некому, так совесть меня начинает грызть. И грызет, будто я последний искариот, спасал свою шкуру.
– Я знаю, ты смелый, верный человек, - сказала Нина. - Я люблю тебя как брата... Никого ты здесь не защитишь, а сам погибнешь.
– Они перед нашим приходом забукарили яровое, - продолжал он, не слушая ее. - Даже братке пришлось за чепиги взяться. А я бы им помог. Я один у них. Ты без меня перебьешься, а они пропадут.
– Почему ты говоришь "забукарили"? - спросила она. - Все равно ты не мужик и не простой казак. Не выйдет у тебя стать хлеборобом... Хлеборобы терпеливые, а ты вспыхнешь, тебя тот же немец или казак легко застрелит, чтоб под ногами не путался.
– Как Бог даст, пусть застрелит.
– Жалко тебя. Видно, расходятся наши дорожки. - Она легла грудью на подоконник
Он прижался головой к ее руке и потерся, как телок.
– Рука затекает, - сказала Нина. - Я сейчас вылезу... Держи.
Она села на подоконник, свесила ноги.
– Услышат, - сказал Виктор, но подошел к стене и поднял руки.
Нина спрыгнула.
Несколько мгновений они стояли, почти касаясь друг друга, и ожидали, что будет.
Всходила луна, на плечах Виктора лежали яркие полосы и тени. Лицо было в темноте, только чуть светились внешние углы глаз.
Нина не знала, что делать. Дальше оставалось только завлекать его.
– Пошли погуляем, что ли, - со скукой произнесла она. - Мы с тобой еще не гуляли, соловьев не слушали.
Они вышли через сад к Терноватой балке. К ней вела светлеющая среди темной травы тропинка. Внизу из бесформенной пустоты впадины снова защелкал соловей, ему ответили сразу два. Было что-то чарующее в залитой лунным светом степи, страшной тени, резко делящей землю, и бесхитростном птичьем пении. Неподвижные облака высокими столбами громоздились на горизонте.
Виктор посмотрел на небо и остановился.
– Был летчиком, - сказал он. - Летал как птица... А теперь что... Никто не ведает, что его ждет.
– Надо жить безоглядно, - возразила Нина. Ей совсем не хотелось разговаривать о слепом и рассуждать о высоких материях. - Ты не боишься, что тебя русалка утащит? - насмешливо спросила она. - Может, она приняла мой облик и завлекает тебя...
– Ты у него все еще в сердце, - сказал Виктор.
– Зато мое свободно. Я ведь не с ним пошла соловьев слушать?..
– Знаю, что не с ним. Я, Нина, больше за тобой не пойду. Уже находился... Ты уж что хочешь думай, а я вправду наломался. Ты колобродная, сегодня я тебе нужен, а завтра забудешь, кто я такой.
Нина повернулась чуть боком, тоже посмотрела на небо. Хороши братья, мелькнуло у нее, вот кто печенеги так печенеги, даже женщину им ничего не стоит оскорбить, с кем же я останусь...
Неужели Виктор, этот влюбленный в нее гимназист, который когда-то изображал, что хочет видеть ее женой Макария, теперь прямо говорит ей такое?
– Как забудешь тебя? - передразнила Нина. - Значит, я тебя марьяжу, а ты от меня бегаешь?
Она пошла вперед и стала спускаться в балку, словно не могла больше стоять с ним.
Он пошел следом, и она чувствовала, что он еще привязан к ней.
На дне лежала колода. Нина присела на нее, подперла голову руками. На освещенном склоне блестели камешки. Веяло тихим теплом.
– Значит, я их должен бросить? - спросил Виктор.
Нина молчала. Она не сомневалась, что ему надо бросить обреченный хутор и пойти с ней навстречу буре, но уговаривать она не могла, у нее не было таких доводов, чтобы пересилить тяжелую патриархальщину.