Красавица и герцог

Куин Джулия

– Я пообедаю в карете, – отрывисто объявила герцогиня. – Только дикари едят на земле.

Джек побарабанил по груди кулаками и ухмыльнулся:

– С гордостью признаю себя дикарем. – Он весело кивнул Грейс: – А вы?

– Я тоже.

Герцогиня гордо прошествовала к поляне, сделала круг, желая размять ноги, а затем снова скрылась в карете.

– Должно быть, ей приходится нелегко, – вздохнул Джек, проводив ее взглядом.

Грейс с интересом изучала содержимое корзины для пикника, но, услышав слова Джека, подняла

голову.

– Нелегко?

– Ну да. Старой грымзе больше некого изводить в карете.

– Думаю, ей кажется, что мы все сговорились против нее.

– Так и есть.

Грейс нерешительно нахмурилась.

– Да, но…

О нет, Джек не собирался слушать, как Грейс оправдывает эту злобную ведьму.

– Только не говори, что сочувствуешь ей.

– Нет, – покачала головой Грейс. – Я бы не сказала, но…

– Ты слишком добра и жалостлива.

Грейс застенчиво улыбнулась.

– Может быть.

Когда расстелили одеяла, Джек передвинул их так, чтобы немного отдалить себя и Грейс от остальных. Это оказалось несложно и не слишком бросалось в глаза. Амелия села рядом с отцом, который тут же разразился какой-то нравоучительной речью, а Томас побрел в сторону рощи, вероятно, в поисках дерева, нуждающегося в поливке.

– Это та самая дорога, по которой ты ездил в школу? – спросила Грейс, взяв кусок хлеба с ломтиком сыра.

– Да.

Он попытался придать голосу равнодушное выражение, но, должно быть, не слишком успешно, потому что Грейс с тревогой вгляделась в его лицо.

– Почему ты не хочешь возвращаться домой? – спросила она.

Его первым побуждением было отшутиться, заявить, что у Грейс разыгралось воображение, или, поддержав репутацию завзятого острослова, изречь что-нибудь мудрое и изящное, упомянув сияние солнца, птичий щебет и «молоко сердечных чувств».

В прошлом добрая шутка не раз помогала Джеку сгладить неловкость и увести разговор от опасной темы. Ему удавалось выкручиваться из самых сомнительных положений. Но на этот раз у него не было ни сил, ни желания прибегать к уловкам. Вдобавок Грейс все равно угадала бы правду. Она легко читала в его душе. Джек мог бы держаться весело и дурашливо, как всегда, в надежде, что Грейс это нравится. Но только не пытаясь скрыть правду.

Или спрятаться от правды.

– Это непросто объяснить, – отозвался он. По крайней мере это не было ложью.

Грейс кивнула и вернулась к еде. Джек ожидал других вопросов, но они не последовали.

Взяв яблоко, он покосился на Грейс. Она ела жареного цыпленка, не поднимая глаз от тарелки. Джек открыл было рот, чтобы заговорить, но раздумал. Поднес ко рту яблоко, однако так и не надкусил.

– Прошло больше пяти лет, – внезапно выпалил он.

Грейс вскинула голову и посмотрела на него.

– С тех пор как ты в последний раз был дома?

Он кивнул.

– Это немалый срок.

– Очень долгий.

– Слишком

долгий? – спросила Грейс.

Джек сжал яблоко.

– Нет.

Грейс съела кусочек цыпленка и снова подняла глаза.

– Хочешь, я нарежу для тебя это яблоко на дольки?

Джек рассеянно передал Грейс яблоко, казалось, он совершенно забыл о нем.

– У меня был кузен. – Какого черта он об этом заговорил? Он вовсе не собирался рассказывать Грейс об Артуре. Последние пять лет он пытался не думать о нем и гнал от себя навязчивые видения, но каждый раз, засыпая, видел перед глазами мертвое лицо брата.

– Кажется, ты упоминал, что, кроме тебя, детей в вашей семье было трое, – осторожно заметила Грейс. Не глядя на Джека, она сосредоточенно очищала яблоко от кожуры.

– Теперь осталось двое.

Грейс посмотрела на него глазами, полными сочувствия и понимания.

– Мне очень жаль.

– Артур умер во Франции. – Голос Джека звучал хрипло. Как долго он не произносил вслух имя Артура? Должно быть, пять лет.

– Ты тоже был там? – мягко спросила Грейс. Джек кивнул.

Грейс взглянула на яблочные дольки, аккуратно разложенные на тарелке. Похоже, она не знала, что теперь с ними делать.

– Ты не хочешь сказать, что в этом нет моей вины? – произнес Джек, ненавидя себя. В его голосе слышались фальшь, боль, сарказм и еще отчаяние. Казалось, он не может поверить, что все-таки заговорил.

– Меня там не было, – ответила Грейс. Глаза Джека не отрывались от ее лица. – Я не представляю, в чем ты можешь быть виноват, но меня там не было. – Она наклонилась и накрыла ладонью руку Джека. – Мне очень жаль. Вы были близки?

Джек кивнул и отвернулся, притворившись, что рассматривает деревья.

– В детстве, пожалуй, не очень, но после окончания школы… – он ущипнул себя за переносицу, не зная, как объяснить, сколь многим обязан Артуру, – …мы обнаружили, что у нас много общего.

Пальцы Грейс сжали его руку.

– Трудно терять тех, кого любишь.

Джек повернулся, с облегчением ощутив, что глаза его остались сухими.

– Когда ты потеряла родителей…

– Это было ужасно. – Губы Грейс дрогнули, но то была не улыбка, а гримаса боли. Незаметное, едва уловимое движение. – Я не думала, что умру, – тихо произнесла Грейс, – просто не знала, как буду жить дальше.

– Я бы хотел… – начал было Джек и осекся. Он не знал, чего хотел бы. Быть рядом с ней в это страшное время? Но какой от него был бы прок? Пять лет назад он сам был сломлен обрушившимся на него горем.

– Меня спасла герцогиня. – Грейс криво усмехнулась. – Разве не забавно?

Брови Джека удивленно поползли вверх.

– Да что ты! Герцогиня ничего не делает по доброте душевной.

– Речь не о том, почему она это сделала. Если бы не она, меня заставили бы выйти замуж за моего кузена.