Красивая жизнь
Шрифт:
Она разорвала газету и развернула перед собой большой лист. Широкая река, густой туман и кони с грустными мордами – вот что было нарисовано на этом листе. Ира аккуратно засунула свой рисунок под стекло на столе и осталась довольна.
«Ему понравится, – с нежностью подумала она. Он поймет…»
… Как только она переступила порог своего дома, мама радостно сообщила:
– Тебе Аня звонила. Уже два раза.
– Аня? – Ира заулыбалась и покраснела от радости и смущения. – Она что-нибудь просила передать?
– Нет, сказала – еще позвонит. Да ты раздевайся, поешь.
Но Ира прямо в ботинках уже бежала к телефону.
Она схватила трубку, чтобы позвонить, но не успела набрать номер, как услышала голос Ани.
– Але! Але!
– Аня, – закричала Ира, – это ты мне звонишь или я тебе?
Аня засмеялась и сказала:
– Это я звоню. А ты сняла трубку раньше, чем прозвенел звонок.
– Смешно получилось, – сказала Ира и замолчала. Ей вдруг стало страшно, что им с Аней больше не о чем говорить, что за время разлуки они забыли, как это – разговаривать вдвоем.
– Я лучше зайду, – сказала Аня после неловкой паузы. – Ты будешь дома?
– Конечно! – обрадовалась Ира. – Приходи, когда хочешь. Когда тебя ждать? Скоро? Сейчас?
Ира забросала Аню вопросами, выкриками, и та засмеялась низким, грудным смехом.
– Я уже выхожу. Пока.
Они сидели в Ириной комнате на диване рядом друг с другом. Аня принесла мандарины, оставшиеся с Нового года, и они без остановки ели сладко-кислые дольки.
– Ты не расстраивайся, – говорила Аня. – Как-нибудь выкрутимся.
Ира молчала и пристально смотрела на свою подругу.
– Мне твоя мама звонила в Новый год. А потом уже я звонила, и она рассказала, что случилось. Это ничего, – Аня посмотрела на подругу, и в глазах у нее смешались боль и радость, – вот увидишь, тебя обязательно оправдают.
– Ты что же, пришла ко мне из жалости? – спросила Ира. Ей нужна была Анина жалость, но лучше бы ее не было, потому что на жалости дружбы не построишь.
– Нет, – Аня испугалась и замахала рукам и, совсем нет. Я пришла потому, что ты мне нужна. Вот и все.
Ира почувствовала, что сейчас заплачет. Ей захотелось обнять Аню, но она встала и подошла к окну. Тихий, мягкий снег падал на землю, обволакивал ее всю, чтобы замерзшей земле было не так холодно на январском ветру.
– Знаешь, – сказала она, – а ведь кошмар уже закончился.
И она рассказала о том, что нашли настоящего угонщика, и о том, что ее оставили в покое.
– Правда? – Аня и радовалась и не смела верить этой радости. – Значит, теперь все в порядке?
– Да, – улыбнулась Ира, – теперь все в порядке. Теперь, когда мы снова вместе.
– А твои новые друзья? – спросила Аня и отвела глаза. – Что они?
– Они не друзья, – просто ответила Ира. – Это недоразумение. – И чтобы переменить тему, она предложила. – Хочешь, я покажу тебе мои новые рисунки? Правда, самый лучший я подарила, но думаю, ты все равно его увидишь…
Они разговаривали до тех пор, пока не стемнело.
А когда в ночном небе зажглись звезды, а в доме напротив – окна, Аня засобиралась домой.
– Завтра мы с Ваней идем в кино, – сказала она. – Хочешь, пойдем с нами.
– Это неудобно, – замотала головой Ира. – Вам же хочется побыть вдвоем… Зачем я вам?
– Глупости, – отрезала Аня. – Мы зайдем за тобой.
Аня ушла, и Ира осталась наедине .со своими мыслями.
Она вспомнила Макса, Егора и Жэку, и все они показались ей персонажами прочитанной в детстве книги или героями второсортного фильма. Постепенно они теряли свои черты, растворяясь в голубоватой дымке забвения. И только одного не могла понять Ира: как получилось так, что она – неглупая и незлая – попала в такой переплет.
«Это было затмение, – объясняла она сама себе. И от этого объяснения делалось как-то легче. – Это был сон».
Хорошо еще, что теперь, когда она проснулась, все вокруг было по-прежнему: любящие родители, настоящая подруга, лучистые глаза Кахобера.
«А ведь после того, что я наговорила Ане, она легко могла бы со мной не мириться, – подумала Ира. – Есть такие слова, на которые можно обидется на всю жинь».
И еще она думала о том, что человеку можно простить слабость, а предательство нельзя, и о том, что главное – не говорить глупостей и не делать гадостей, а все остальное – пусть будет как будет.
19
Ваня Волков издалека махал рукой и улыбался.
Ира внимательно вглядывалась в его глаза, пытаясь, в их глубине найти тщательно скрываемую неприязнь, обиду или осуждение. Но ничего этого не было. Ваня улыбался и махал рукой, а рядом с ним стоял, засунув руки в карманы куртки и от смущения глядя в сторону, худощавый, долговязый парень.
– Это мой друг из старой школы, Сережа, – сказал Ваня. – А это Ира.
– Сергей Петрухин. Очень приятно. – Он говорил четко, отрывисто, как будто отдавал команды невидимым батальонам. Он протянул ей руку и крепко пожал.
– Скорее, а то опоздаем, – волновалась Аня по дороге в кинотеатр. – Билеты купили?
– А как же? – улыбался Ваня. – Конечно, купили.
Сергей шел рядом с Ирой, глядя себе под ноги. Она украдкой наблюдала за ним и ловила быстрые взгляды. Сергей смущался, на его щеках выступали красные пятна, и он снова смотрел на носки своих ботинок.
У него был тонкий нос с небольшой горбинкой, заметной только в профиль, зеленые глаза с желтыми вспышками на радужке и чуть кривоватая от смущения улыбка