Красиво разводятся только мосты

Лабрус Елена

— Что сказал доктор? — спросила она.

— Всё то же, ну разве что более определённо. Сказал, что пришлёт по почте заключение, рекомендации, запись беседы. Если понадобится, посоветует нужного специалиста ребёнку.

— А где, он, кстати? — обернулась Аврора. — Ребёнок-то?

Ирка кивнула вперёд.

«О чёрт!» — выдохнула Аврора. Лошадь, на которой сидел Андрей, как раз вернулась с прогулки по парку на ипподром.

Сердце остановилось не только у неё, когда они поравнялись с Воскресенским, но оба инструктора (одна девушка вела

лошадь, другая присматривал за маленьким наездником) пошли дальше. Вадим посмотрел на палящее солнце, отлепил от взмокшей груди рубашку, достал телефон.

— Зря ты ему соврала, — покачала головой Аврора.

— Не зря, — выдохнула Ирка. Откинула назад волосы, сняла с запястья резинку, собрала свою густую каштановую копну в хвост.

— Так нельзя, Ир. Однажды они оба узнают. И кому из них будет больнее: отцу или сыну?

— Если бы Муму была поумнее, почуяв неладное, наелась бы пенопласта, — встала она. — Знала бы, что он здесь будет, не приехала бы.

Ирка развернулась спиной: видеть Воскресенского ещё и с женой ей явно было невыносимо.

— Он приехал из-за Котова, а Котов приехал помочь Демьяну и притащил свою Милку, ну ты её слышала. Вадим здесь не случайно.

— Я так и поняла, что не ради меня, — кивнула Лебедева. — Как себя чувствуешь? — упрямо не хотела она говорить про Воскресенского.

— Отлично.

— Прости, что не поздравила.

— Забудь. Мы никому и не говорили, просто тихо расписались, и всё.

— Так ты теперь Аврора Кораблёва?

— Ну да.

— А как там Романовский?

— На редкость хорошо. Ему идёт быть дедом. Он сильно изменился.

— После развода?

Аврора никому не говорила и про его операцию, как-то не принято обсуждать предстательную железу даже с близкими, но дело было и не в ней.

— После всего. После развода, Индии. Вообще. Он как-то успокоился, что ли. Принял свой возраст. Мне кажется, даже выдохнул с облегчением, что ничего ему больше не надо себе доказывать. Когда они все вместе, на них приятно смотреть. Есенька в нём души не чает. Да и он в ней. Нина к нему хорошо относится. Мама спокойно, по-дружески. Демьян только сквозь зубы.

— Ну Демьяну скоро будет не до него и не до племянницы. Свои дети, они, знаешь, всегда важнее. Дети, семья, жена, — она улыбнулась. Раскинула руки. — Рада за тебя. Правда, рада.

Аврора прижала её к себе, погладила по спине. На глаза навернулись слёзы.

Как бы ей хотелось, чтобы у Ирки тоже всё наладилось. Как бы хотелось и ей хоть немного счастья. Простого, тихого, женского.

— Только не реви, — пригрозила ей Лебедева.

— Не буду, — вытерла Аврора глаза. — Романовский жалеет, что не узнал о дочери раньше. И хоть Нина была против, съездил, поговорил с отцом Есении. Он умеет быть очень убедительным. А уж как обрадовалась Есения! Отец — это важно, даже если он живёт не с вами. Возможно, и у Романовского всё сложилось бы в жизни иначе, узнай он раньше, и у вас, если бы…

— Да, да, если бы да кабы, — перебила Ирка. —

Предлагаешь пойти ему сказать? Вот прямо сейчас? Глядя в глаза его жене, что это его сын?

— Он тебе уже не поверит.

— Вот именно, — взмахнула она руками. — Поэтому пусть всё останется как есть. У него своя жизнь, а у нас своя. — Она посмотрела на часы, обернулась. — Пойду заберу ребёнка.

Аврора кивнула и пошла вместе с ней.

— Вы когда обратно?

— Сегодня вечером. Завтра уже будем дома.

— А врач тебе понравился?

— Да, они все очень приятные люди, эти детские психиатры. Мягкие, деликатные. Этот особенно. Рассказал правила диагностики. Объяснил, что все свои выводы они делают только на основе поведения. Инструментальные методы, вроде анализов крови и прочего, увы, в их работе ничем не помогают. Ну и много другого, разного, полезного.

Воскресенский стоял за оградой, приложив к уху телефон.

— Ну хоть какие-то предварительные оценки дал?

— Дал, я же сказала. Дал, — Лебедева покачала головой: не сейчас.

— Хорошо, — согласилась Аврора. — Позвони мне потом.

— Обязательно, — кивнула Ирка.

С мягкой травы газона они шагнули на песок ипподромной площадки. Ирка подняла голову, выпрямила плечи. Лошадь с Андреем остановилась.

— Давайте я, — шагнул Воскресенский, чтобы помочь инструктору снять с коня мальчишку.

— Спасибо, — приняла из его рук сына Ирка.

Воскресенский замер. Аврора боялась пошевелиться.

— Понравилось? — улыбнулась Ирка Андрюшке.

— Очень, — тряхнул тот кудрями, обнял мать за шею.

— Пить хочешь? — убрав со лба волосы, подула на него Ира. — А мороженого?

— С вареньем, — радостно согласился тот. — Малиновым.

— Ну, с малиновым, так с малиновым, — пришла на помощь Аврора, видя, что Ирка сомневается насчёт варенья. — Что-нибудь придумаем. Привет! — поздоровалась со стоящим истуканом Воскресенским.

— Вадим! — прозвучало у него за спиной. Он не шелохнулся, глядя на Ирку с сыном.

— Тебя зовут, — подсказала ему Лебедева.

Он тряхнул головой, словно избавляясь от наваждения.

— Вадим, ты мне не поможешь? — наконец услышал он голос жены.

— Да, конечно, — ответил не глядя. — Привет! — кивнул Авроре и заторопился к жене.

Глава 76

Лебедева поставила сына на ноги.

— Что надо сказать лошадке и тётям? — спросила она.

— Спасибо! — громко сказал Андрей и помахал рукой.

Девчонки-инструкторы заулыбались, замахали ответ. Воскресенский помог жене спуститься. Она что-то ему возбуждённо рассказывала, он кивал, улыбался, заботливо убирал с её лица волосы, бережно придерживал рукой за талию, но что-то Авроре подсказывало, он сейчас не с ней. Спиной, лопатками, затылком, каждой клеточкой своего тела он сейчас здесь, где невпопад на вопросы Авроры кивала Лебедева, да, похоже, их и не слышала.