Шрифт:
Чарльз Бомонт
КРАСИВЫЕ ЛЮДИ
Перевод с английского С.Васильевой
Мэри не шелохнулась, когда на ее глазах у красивого мужчины взрывом оторвало ноги и в полыхающей заревом ночи огромный космолет начал деформироваться и разваливаться на части. Она беспокойно шевельнулась, видя, как в ужасающем безмолвии, медленно, точно во сие, поплыли вперемешку с обломками космолета искромсанные человеческие тела. Но когда на людей обрушился метеоритный ливень, разрывая плоть и раскалывая кости, Мэри зажмурилась:
–
Миссис Кьюберли оторвала взгляд от журнала.
– Нам еще долго ждать?
– Не думаю. А что?
Мэри молча кивнула на стену-экран.
– Ах, вот в чем дело.
– Миссис Кьюберли рассмеялась и покачала головой: Это же старый, давно надоевший фильм. Почитай лучше журнал, как я.
– Мама, а экран обязательно должен быть включен?
– Вроде бы никто на него не смотрит. Пожалуй, доктор не рассердится, если я выключу.
Миссис Кьюберли встала с дивана и подошла к стене. Она нажала маленькую кнопку, и изображение, вспыхнув и замерцав, исчезло.
Мэри открыла глаза.
– Честно говоря, - сказала миссис Кьюберли сидевшей рядом с ней женщине, - я думала, они покажут что-нибудь другое. Ведь мы могли бы посмотреть историю первой высадки на Марс в музее.
Не отрывая глаз от журнальной страницы, женщина произнесла:
– Это идея доктора. Психологический прием.
Миссис Кьюберли приоткрыла рот и понимающе кивнула:
– Мне следовало догадаться, что это неспроста. Но кто смотрит фильм?
– Дети. Он заставляет их задуматься, пробуждает в них чувство благодарности или еще какие-нибудь возвышенные эмоции.
– А! Да, конечно.
Мэри взяла журнал и перелистала его. Сплошь одни фотографии: мужчины и женщины. Женщины, похожие на мать и на других, сидевших сейчас вместе с ней в приемной. И мужчины с великолепно развитой мускулатурой и блестящими густыми волосами. Женщины и мужчины, все одинаково совершенные физически и красивые.
– Мама...
– Ну, что еще! Неужели ты не можешь посидеть минутку спокойно?
– Но мы здесь уже три часа. Разве это так уж необходимо?
– Не будь дурочкой, Мэри. После всех тех ужасов, что ты мне наговорила, без этого никак не обойтись.
В приемную вошла женщина с оливкового цвета кожей, одетая в прозрачную белую униформу:
– Кьюберли. Миссис Зена Кьюберли!
– Это я.
– Доктор вас ждет.
Миссис Кьюберли взяла Мэри за руку, и они пошли вслед за сестрой по длинному коридору.
Мужчина, которому на вид можно было дать лет двадцать пять - двадцать семь, оторвал взгляд от письменного стола. Он улыбнулся и жестом указал на стоявшие неподалеку от него два стула:
– Я вас слушаю.
– Доктор Хортел, я...
Доктор прищелкнул пальцами:
– Да, да, знаю. Ваша дочь, И я знаю, что вас беспокоит. Их сейчас так много, что я трачу на это большую часть времени.
Он
– Сколько тебе лет, девочка?
– Восемнадцать, сэр.
– Ого, вот так нетерпение! Ну, ясно, уже пора. А как тебя зовут?
– Мэри.
– Очаровательное имя! И такое необычное. Я, Мэри, беру на себя смелость сказать, что понимаю причину твоего беспокойства, понимаю целиком и полностью.
Миссис Кьюберли улыбнулась и разгладила металлическое шитье на своем жакете.
– Сударыня, вы не знаете, сколько в наше время таких, как ваша дочь. Одна девочка, как я помню, настолько была выбита из колеи, что, забросив все свои дела, целыми днями только и делала, что предавалась горестным размышлениям.
– Именно это и происходит с Мэри. Когда она, наконец, во всем мне призналась, доктор, я подумала, что она сошла... ну, вы понимаете.
– Дела ваши настолько плохи? Боюсь, что нам придется ввести новую программу образования, и побыстрей, иначе они все станут такими.
– Я вас не совсем понимаю, доктор.
– Дети, миссис Кьюберли, должны быть как следует проинструктированы. Как следует! Многое у нас считается само собой разумеющимся, а детский ум не воспринимает ряд явлений без четкого объяснения.
– Разумеется, но какое это имеет отношение к...
– Мэри, как приблизительно половина шестнадцати-, семнадцати-, восемнадцатилетних, становится болезненно застенчивой. Ей кажется, что ее тело достаточно развилось и готово к Трансформации, а на самом деле это не так. Мэри видит вас, окружающих ее женщин, фотографии, а потом смотрится в зеркало и приходит в ужас. Она спрашивает себя: "Почему я должна быть безобразной, неуклюжей, непропорционально сложенной?"
– Но...
– начала миссис Кьюберли.
– Эта сторона вопроса вам, несомненно, понятна. Итак, Мэри, твой протест направлен против того, что мы не даем тебе и твоим сверстникам убедительных, логически обоснованных объяснений, почему нужно ждать до девятнадцати лет.
– Нет, нет, доктор!
– вскричала миссис Кьюберли.
– У нас все наоборот.
– Прошу прощения, сударыня?
– Дело в том, что вы меня неправильно поняли. Мэри, скажи доктору то, о чем ты говорила мне.
Мэри беспокойно заерзала на стуле:
– Понимаете, доктор, я... я не хочу этого.
У доктора отвисла челюсть:
– Что ты сказала? Повтори, пожалуйста.
– Я сказала, что не хочу подвергаться Трансформации.
– Невероятно! Такое я слышу впервые в жизни. Ты шутишь, девочка!
Мэри отрицательно покачала головой.
– Вы видите, доктор. Что это может быть?
Доктор поцокал языком и достал из маленького шкафчика опутанную проводами черную коробку с множеством кнопок и дисков. Он укрепил на голове Мэри черные зажимы.