Красивый мальчик. Правдивая история отца, который боролся за сына
Шрифт:
Ультразвук показал, что это мальчик. Мы старательно готовились к его появлению на свет. Красили и украшали детскую, поставили белую кроватку, светло-голубой комод, книжные полки, на которых теснились книги Мориса Сендака и Доктора Сьюза. По обеим сторонам двери, как двое часовых, заняли свое место две огромные плюшевые панды – первые подарки малышу от одного из друзей. Другой приятель одолжил нам семейную реликвию – светло-желтую колыбель в форме полумесяца. Она висела на цепях в гостиной, будто паря над Сан-Франциско, мерцающим огнями вдалеке.
Схватки у Вики начались после полуночи, 20 июля. Следуя инструкциям, полученным на занятиях
Ник родился на рассвете – наш прекрасный, милый мальчик.
Мы были очарованы нашим малышом. И с готовностью отказались от сна. Мы успокаивали его, когда он плакал. Мы пели ему колыбельные. Мы впали в расслабленное измененное состояние мечтательной удовлетворенности, которое шокировало бы нас, если бы нечто подобное приключилось с кем-либо из наших друзей. (По правде говоря, многие из наших друзей действительно пребывали в шоке.) Жизнь наша шла под аккомпанемент мелодий Пита Сигера, группы Limelighters и Раффи – мы слушали их в таком количестве, которого хватило бы, чтобы выбить признания из закоренелого преступника. Порой мы просто стояли, не отводя глаз от крохотных цепких ручек малыша и сияющих, полных жизни глаз.
Мы принадлежали к первому поколению осознанных родителей. До нас люди попросту заводили и растили детей. Мы же «родительствовали»: выполняли свои обязанности гиперответственно, окружая ребенка бесконечным вниманием и заботой. Мы выискивали для него все лучшее: лучшую прогулочную коляску и лучшее автомобильное кресло, рекомендованные журналом Consumer Reports, – и мучились каждый раз, когда нужно было выбрать игрушки, подгузники, одежду, еду, лекарства, кольца для режущихся зубов, прививки, да и вообще всегда, когда требовалось принять какое-то решение, касающееся ребенка.
Довольно скоро детская кроватка уступила место односпальной кровати с полосатым постельным бельем. Мы отправлялись гулять, устроив малыша в прогулочной коляске или в рюкзаке-кенгуру, играли в парках Беркли или ходили в детские спортивные залы и посещали зоопарк Сан-Франциско. Библиотека малыша не помещалась на полках: «Спокойной ночи, Луна», «Погладь кролика Банни», «Где живут дикие звери?», «Яма – чтобы копать». Я читал их так часто, что выучил наизусть.
«Молочко, молочко для утреннего пирога».
«Отсюда дотуда и оттуда досюда, забавные вещи случаются всюду».
«Собаки для того, чтобы целовать людей. Снег, чтобы в нем валяться. Пуговицы для того, чтобы было тепло».
В три года Ник начал ходить в детский сад. Здание в пастельных тонах располагалось совсем рядом с нашим домом. Мы отводили туда малыша несколько раз в неделю и оставляли на все утро. Пребывание в детском саду включало занятия по системе «круг», игры вроде «утка, утка, гусь», рисование, лепку и разучивание песенок. «Копаем землю, сажаем цветы, – напевал Ник. – Внутри нас кости и мечты». Расписание предусматривало и занятия на свежем воздухе: на улице были качели, горка, шведская стенка. Ник освоил «свидания в песочнице», которые в нашем детстве назывались «пойти в гости к приятелю». Иногда мы встречались с другими семьями в парке, где на склоне холма под раскидистыми дубами была устроена бетонная горка. Ник катался на карусели.
Ник оказался прирожденным архитектором и строителем, его увлекало сооружение разных конструкций из кубиков, из деталек детского конструктора «Дупло», он любил играть с мини-фигурками из «Лего». Он обожал Тедди Ракспина, «Щенков из приюта» и панд-близнецов. Он рассекал по дому на трехколесном велосипеде с большими колесами, а по патио, выложенному красным кирпичом, – в пластмассовом ярко-синем кабриолете, подаренном моими родителями, который он приводил в движение как машину Флинстоунов – ногами, обутыми в высокие кроссовки.
Мы бывали в «Железнодорожном городке» в соседней Сономе, где Ник водил паровой поезд, бегавший по рельсам мимо миниатюрных амбаров и ветряных мельниц.
Мы совершали путешествия в Йосемитский национальный парк: весной, когда кругом все цветет, ходили пешком к водопадам; зимой играли в снегу в долине под присмотром скалы Хаф-Доум; посещали океанариум в Moнтерей-Бей, где Ник завороженно наблюдал за фосфоресцирующими медузами и описывающими круги акулами.
Мы устраивали кукольные представления, играли в настольные игры и пели под грохот тамбурина. Облачившись в кимоно и фланелевые пижамные штаны, под аккомпанемент пластиковой гитары Ник пел во всю силу легких:
Тингалайо, беги, мой ослик, беги!Тингалайо, беги, мой ослик, беги!Мой ослик гуляет, мой ослик болтает,Мой ослик ест с ножом и вилкой,Мой ослик гуляет, мой ослик болтает,Мой ослик ест с ножом и вилкой.Затем он срывал кимоно, под которым оказывалась клоунская пижамная майка в зеленый, синий и красный горох. На ногах красовались сверкающие резиновые сапоги с голубыми, зелеными и розовыми разводами.
Вот мы идем по тротуару, он шаркает ногами в слишком больших сапогах, я держу его маленькую руку в своей, пластиковая гитара болтается на плече. Он не пропускает ни одной лужи.
Его глаза смотрят задумчиво, их бронзовый оттенок временами отливает зеленью, они переменчивые и живые, как море.
Он исполняет на ходу какой-то забавный танец, держа над головой зонтик.
«Кажется, дождь собирается».
Эта обманчивая идиллия отвлекала нас от надвигающейся катастрофы. Мы с Вики провели первые три года жизни Ника, пребывая в благословенном полусне новых родительских забот, а затем пробудились от безжалостного света и гнетущего холода с осознанием того, что наш брак трещит по швам. По зрелом размышлении я объяснил наши размолвки тем, что влюбился в женщину, близкую нашей семье. Ник и ее сын часто играли вместе.
Мы с Вики любили Ника, но я был не готов к тому, чтобы распутывать растущий клубок проблем. Во время посещения семейного психолога я заявил, что уже слишком поздно что-либо предпринимать. Моему браку пришел конец. Мои слова застали Вики врасплох. Я не в первый раз рвал близкие отношения, но теперь все стало сложнее, потому что у нас был ребенок.
Ник.
Дома, когда мы с его матерью ссорились, Ник находил убежище в объятиях своих панд.
Ни одному ребенку не пожелаешь пережить такой развод, как у нас, полный горечи и злости. Это как взрыв грязной бомбы, когда совокупный ущерб носит массовый и длительный характер. Нику был нанесен жестокий удар.