Краски Африки: нарисовать себя заново
Шрифт:
Точка невозврата
Я поняла, что устала. Работа в маркетинге – прекрасная, творческая, разнообразная, объединяющая, исследовательская. Работа руководителя – отдельное счастье. Я обожала наблюдать, как мои сотрудники растут, развиваются и в итоге становятся круче меня. Как классно было поручить коллеге проект и потом идеи, которые мне и в голову не пришли бы.
Осенью каждого года мы начинали готовить маркетинговый план на следующий год: я знала наизусть каждый слайд и была способна заполнить документ и левой пяткой. Это зажигало первый год, третий, пятый, даже десятый. Но когда я шла по одному и тому же самому кругу пятнадцатый, семнадцатый, двадцатый раз, это стало утомлять. Те же конкуренты, те же дилеры, те же выставки и мероприятия, те же темы обсуждений из года в год…
Я поняла, что хочу уйти из профессии, что хочу попробовать что-то новое, но не могла решиться уйти из компании. Энергия людей, общие ценности, вдохновение, чувство плеча не отпускали меня. Лояльность компании – прекрасное качество, но оно же может стать и самым большим ограничением для личного развития. Так говорила моя леди-босс Ольга. Она была права.
Однажды все обстоятельства и напасти мира сплелись в один большой клубок шокирующих разочарований. В компанию пришел новый директор с иным, авторитарным стилем управления. Искрящаяся атмосфера компании сначала стала блекнуть, в ней стали появляться нотки непонимания, стресса и даже страха. Потом она и вовсе затухла, уступив место глухому недоумению и компромиссному молчанию.
Мои профессиональные достижения последних лет были обесценены, впрочем, как и достижения всей команды. Полномочия постепенно съежились: теперь каждое решение, каждую мелочь, даже цвет букв на наклейках, мне нужно было согласовывать с начальником. Вместо планов появились спонтанные идеи и решения.
А потом на мир напал ковид, началась пандемия и локдаун. Все перешли на дистанционную работу и изо всех сил пытались спасти продажи, сидя за экраном ноутбуков. С закрытием офиса работы стало в разы больше. Если раньше полевые сотрудники четыре рабочих дня из пяти были заняты посещением клиентов и строек, то теперь вся их энергия уходила на генерацию идей по маркетингу. Реализация этих идей ожидалась от нашей команды, которая работала в сокращенном составе. Мы тонули в заданиях и переписке. Я сидела перед экраном компьютера с 9 утра до 11 вечера, прерываясь только на еду и чай. Это были два месяца ежедневного 14-часового рабочего дня на фоне гнетущей атмосферы недоверия.
Мое тело болело от стресса, а душа выла волком. Каждое утро я нажимала на компьютере кнопку “войти” и говорила себе: ну, продержись еще один день. Каждая новое задание казалось мне неподъемным и вызывало у меня ненависть. Работа съедала и опустошала меня.
Дело было не только в нагрузке. Всем своим нутром я понимала: я больше не хочу делать то, что делала до сих пор. Совсем не хочу, до тошноты и жжения в сердце. Никакого строительного рынка. Никаких мотивационных программ для партнёров. Никаких УТП продукта. Я плакала два месяца, понимая, что больше так не могу. А как могу и хочу – не знала.
Где-то глубоко во мне поселился вирус свободы, новизны, творчества. В какой-то момент времени он размножился во всем моем организме, и остановить его было невозможно. Я жгуче хотела перемен.
Однажды перед сном я схватила ярко-розовую клейкую бумажку post-it, черкнула на ней несколько слов и легла спать. Утром я свернула ее вчетверо и спрятала в паспорт. С тех пор она много раз попадалась мне на глаза. Я ее вынимала, разворачивала, перекладывала, но не выбрасывала. Нет, только не ее. Однажды я даже нашла ее на дне рюкзака, с которым путешествовала по Африке. Моим летящим почерком, синим по розовому, было начертано:
«Хочу успеть прожить еще одну жизнь: в новом месте, делая то, что мне по сердцу, с людьми, близкими мне по духу и ценностям».
Проститься…
Я зашла в кабинет директора с тетрадью, где были четко расписаны причины моего увольнения и варианты моего дальнейшего сотрудничества с компанией. Накануне я долго репетировала этот разговор, а с утра делала дыхательные упражнения, чтобы добавить себе решительности и спокойствия.
Все пошло иначе. Вместо заготовленной речи я успела сказать только это: «Этот год был для меня тяжелым. Невыносимым. Я не смогу дальше работать. Я хочу уволиться до конца этого года. Давайте обсудим, как это сделать наиболее ответственным образом, чтобы моя команда и компания в целом не пострадали.» Директор слушал, молчал и смотрел мне в глаза, а я… я просто зарыдала. Все напряжение этих месяцев и недель полилось через эти непрошенные, постыдные слезы. Я пыталась сдержать их глубоким дыханием, но они никак не останавливались. Офис представлял собой стеклянный “аквариум”, и мой эмоциональный демарш мог быть замечен любым сотрудником офиса.
Начальник повел себя как настоящий джентльмен. Повернув мой стул спиной к стеклянной стене, он добыл пачку салфеток и подставил их под мои ручьи. Минут через двадцать я успокоилась и озвучила гнусавым от слез голосом предложения по дальнейшим шагам. Мы решили, что тщательно спланируем мой уход, что проинформируем об этом сотрудников через месяц: сначала мою команду, затем руководителей других департаментов, а затем и весь коллектив. С этой встречи я вышла опустошенной и потому легкой. Впереди у меня было еще два месяца работы, но теперь они казались мне посильными: моя мучительная ситуация получила разрешение. Скоро моя двадцатилетняя бизнес-карьера в датском раю закончится. Теперь нужно достойно завершить работу, дать себе время прийти в себя и двигаться дальше. Куда именно, я себе не представляла и не хотела представлять. Главное – вырваться, говорила я себе.
Свобода свежеобретенная
В первый день своей официальной свободы от корпоративной работы я проснулась в девять утра, без будильника. Не было ни эйфории, ни окрыленности – скорее чувство подвешенности и неопределенности. Оделась и пошла гулять. Иду по улице медленно, ритмично, вдыхаю и выдыхаю морозный воздух: как странно, рабочий день, а я вот иду непонятно куда и зачем. И работать не нужно, и ничего другого делать не хочу, и расслабиться не могу, внутри все кипит.
Зашла в грузинское кафе. Как раз в середине дня у них бизнес-ланч, на который я никогда не попадала, потому что была в офисе. Мне принесли салат из свеклы с козьим сыром и куриный суп. Вкуса я почти не чувствовала, просто механически жевала и слушала приятную песню на французском. Получила сообщение от Гали-психолога: она задумала новый тренинг и хотела обсудить со мной, как вкуснее его подать. Мы разобрали идеи, набросали ассоциации. Оставалось сочинить само послание. «Мне все понятно, Галь, я сегодня набросаю мысли и вышлю тебе, хорошо?» Поймала себя на том, что говорю через силу, имитируя воодушевление. Как будто я не я вовсе.
Калимба! Внезапно вспомнила я о подарке коллег. Ищу в интернете мастер-классы по по африканской калимбе: оказывается, этот в Москве и Питере есть фан-клубы этого инструмента, и у них есть группы в соцсетях. В онлайн продаже невероятное разнообразие размеров и форм: калимбы привозят из Африки и Китая, а некоторые даже изготавливают здесь.
Вычислить главного гуру-калимбиста нашей страны было несложно: его именем были подписаны все статьи с обзорами калимб, а на видео он делал тест-драйв свежеприбывших инструментов и комментировал нюансы их звучания. Отважно пишу ему, что мне срочно нужен мастер-класс по калимбе. Например, завтра, зажмурившись, добавляю я. На следующий день я уже бежала со своей деревянной коробочкой на встречу с Петром. Оказалось, что если дергать язычки от центра поочередно справа и слева, то получается вполне приличная гамма, а если играть по клавишам, отмеченным красным цветом, соблюдая специальную схему, то можно извлечь красивую серебристую мелодию. Петр взял с меня обещание заниматься на калимбе хотя бы пять минут в день, и я в тот момент была уверена, что буду музицировать каждый день. В следующий раз я взяла в руки калимбу через месяц.
Вечером того же дня я пошла на репетицию со своим рок-бэндом. Мы играли вместе чуть больше года, а репетировали раз в неделю. Все мы были глубокими “чайниками” в музыке. Познакомились мы в музыкальной школе для взрослых, где учились играть каждый на своем: я на гитаре, Макс на клавишных, второй Макс на басу, а Андрей на ударных. Всех нас объединял профи Никита. Будучи уже признанным асом в классической гитаре, он решился попробовать себя в альтернативной ипостаси лидера рок-бэнда. Наш отвязный репертуар был полной противоположностью классике. Думаю, именно это его и зацепило. В тот день мы работали над мистической Aerials от System of the Down. Густой мощный звук, жесткий ритм, вокал на два голоса – энергия этой музыки вводила меня в транс, заряжая и опустошая меня одновременно. Опустошала я обычно мозг, а заряжала сердце. В этот день мое сердце никак не заряжалось, а мозг начал паниковать и торопить хозяйку причинить неминуемую пользу своему будущему и бежать. Неважно куда.