Красная дверь

Тодд Чарльз

Его легкий шотландский акцент звучал причудливо. Ратлидж искал приветливые слова и не находил их.

— Конечно, подарят, — сказал Тревор, нарушив неловкую паузу. Когда они повернулись, чтобы идти, он добавил:

— Мы остановимся в твоей квартире или в доме Франс?

Облегчение от того, что первая встреча прошла достаточно хорошо, было почти невыносимым. Визит обещал быть удачным. Ничего не было сказано о недавнем прошлом и о том, кто остался дома, хотя Мораг прислала ему пирог, который испекла для него на Рождество

в надежде, что он все-таки приедет на север.

— Она сказала, что он порядком зачерствел, — предупредил Тревор, — но это не ее вина, а твоя.

Ратлидж с извинениями принял пирог, пообещав прислать что-нибудь экономке Тревора.

Он понимал, что Тревор специально не говорит, что Мораг предпочла бы видеть его самого, что она не становится моложе, но по-прежнему его любит. Эти мысли были в глазах Тревора.

Когда Ратлидж, устроив своего крестного у Франс, прибыл в Ярд, терпеливый сержант Биггин ждал в его кабинете. При виде Ратлиджа он поднялся и пожелал ему доброго утра.

— Есть новости? — спросил Ратлидж. — Хорошие или плохие?

— Скорее плохие, — ответил Биггин. — Мы бы хотели, чтобы вы поехали с нами, сэр, и взглянули на то, что мы нашли у старьевщика возле Ковент-Гардена. Это похоже на одежду мистера Теллера. Констебль не упускает старьевщика из виду.

— Сейчас поеду, — сказал Ратлидж и направился к своей машине. Когда они свернули к Ковент-Гардену, он спросил: — Одежда выглядит поврежденной? Порванной? Со смытыми пятнами крови?

— Нет, сэр, она кажется только испачканной от толкания тачки по мокрым улицам. Но это было видно на расстоянии.

Они нашли место, где оставить машину, и прошли остаток пути пешком. Ковент-Гарден был спокоен — бурная жизнь фруктового и продуктового рынка на площади уже прекратилась. Только уборщики вычищали остатки мусора и сплетничали друг с другом — их голоса громко звучали в тишине после утренней суеты. Оперный театр выглядел как огромный корабль, приставший к незнакомому берегу.

Сержант Биггин нашел своего констебля на углу улицы, стоящего спиной к табачной лавке. Он кивнул Биггину и поздоровался с Ратлиджем:

— Доброе утро, сэр. Старьевщик в той чайной. Его тачка стоит снаружи — вон та, с красными ручками.

— Он видел вас? — спросил Ратлидж. Тачка не являлась уликой, в отличие от одежды.

— Не думаю, сэр. Погодите, дверь чайной открывается…

Они наблюдали, как массивный человек вышел наружу, но вместо светлого костюма, в котором, по словам Дженни Теллер, ее муж прибыл в клинику и, вероятно, ушел оттуда, на нем были комбинезон, сапоги и плоская фуражка.

— Черт! — мрачно выругался констебль. — Прошу прощения, сэр, но это он, старьевщик. Однако где его одежда?

— Он только что продал ее кому-то. Пошли! — Ратлидж быстро зашагал по улице к чайной.

Старьевщик поднял взгляд и насторожился, заметив приближающихся к нему констебля, сержанта

и мужчину в штатском.

Они видели, как менялось выражение его лица — сначала тревога, потом раздумье: бежать или оставаться на месте. Учитывая численность противника, он предпочел остаться.

— Доброе утро, — поздоровался Биггин.

Старьевщик промолчал.

— Мне сказали, что сегодня, раньше, вы носили другую одежду, — продолжал Биггин. — Мы бы хотели взглянуть на нее.

Они понимали, что старьевщик мысленно взвешивает прибыль и неприятности с полицией. В итоге он выбрал промежуточный курс.

— Что дурного, если честный человек заработал на старой одежде, оказавшейся в его распоряжении? — ворчливо осведомился старьевщик.

— Ничего, — ответил Биггин. — Кроме того, что она не старая и нас интересует джентльмен, который носил ее раньше.

— О нем я ничего не знаю. Я нашел костюм, сложенный в аккуратную стопку, у реки, возле Тауэрского моста, поболтался немного рядом на случай, если кто-нибудь придет за ним, а потом решил, что дареному коню в зубы не смотрят.

Интересно, заметил Ратлидж, что старьевщик точно знал, какую одежду ищет полиция. Это был неожиданный дар, стоящий столько, сколько он мог бы заработать за недели, продавая старую одежду, обувь и шляпы. Старьевщик ничего не отрицал и не изображал неведение. Возможно, он говорил правду.

— И где этот костюм теперь? — спросил Биггин.

— Я продал его одному типу в чайной, — нехотя ответил старьевщик. — Он сказал, что ему нравится покрой.

Констебль уже открыл дверь и исчез внутри. Вскоре он вернулся вместе с известным карманником Сэмми Андервудом, складно говорящим мужчиной лет сорока пяти, который в костюме Теллера мог сойти за джентльмена. Ратлидж видел его на скачках якшающимся с богатыми посетителями.

Андервуд потребовал собственное облачение в обмен на одежду Теллера. Получив ее, он быстро смылся, прежде чем полиция заинтересовалась его деятельностью.

Они говорили со старьевщиком еще четверть часа, и тот заявил, что не нашел ботинок или шляпы вместе с пиджаком, рубашкой и брюками.

Сержант Биггин повернулся к Ратлиджу:

— Человек не прыгает в реку в шляпе и ботинках.

— Их могли забрать, прежде чем старьевщик нашел остальное.

Ратлидж кратко обследовал одежду. Ярлыки были удалены.

— Их не было, когда я нашел костюм, — быстро сказал старьевщик. — Клянусь вам.

Ратлидж был склонен ему верить, хотя сержант пребывал в сомнении. Но если не старьевщик, то кто срезал ярлыки? Кто-то, намеревающийся пустить пыль в глаза полиции? Но если бы не бдительность констебля, костюм исчез бы на задворках Восточного Лондона, чтобы никогда не появиться снова.

«В другой одежде человека найти нелегко», — сказал Хэмиш.

Возможно, чтобы выиграть время. Или для путешествия.