Красная книга
Шрифт:
Солнце — что наполняет меня таким внутренним восторгом? Мне нужно не забыть об утренней молитве, но куда подевалась моя утренняя молитва? Милое солнце, у меня нет молитвы, поскольку я не знаю, как обращаться к тебе. Я уже помолился солнцу? Но Аммоний имел в виду, что я должен на рассвете помолиться Богу. Может, он не знает, что у нас больше нет молитв. Откуда ему знать о нашем оскудении и наготе? Что произошло с нашими молитвами? Мне не хватает их здесь. Это все точно пустыня. Кажется, что здесь должны быть молитвы. Так ли плоха эта пустыня?
Что мне делать все это утро? Я не представляю, как Аммоний смог так выдержать, хотя бы год. Я возвращаюсь и иду дальше, к пересохшему руслу реки, и, в конце концов, сажусь на валун. Передо мной — несколько пожелтевших растений. Вон там ползет маленький черный жук, катя перед собой шарик, — скарабей. (61) Дорогое маленькое животное, ты трудишься, чтоб проживать свой красивый миф? Как сосредоточенно и усердно он работает! Если бы ты понимал, что сейчас ты проживаешь древний миф, ты бы, возможно, отказался от своих фантазий, как мы, люди, бросили играть в мифологию.
Нереальность вызывает у меня тошноту. Мои слова звучат очень странно в этом месте, и добрый Аммоний наверняка бы не согласился с ними. Что я, собственно говоря, здесь делаю? Нет, я не хочу заранее осуждать его, так как я еще до конца не понял, что он имеет в виду. Нужно его выслушать — он имеет на это право. Кстати, вчера я думал по-другому. Я даже был очень благодарен ему за то, что он хотел научить меня. Но теперь я снова критичен и высокомерен, и могу ничего не выучить. Его идеи совсем не плохи; они даже хороши. Я не знаю, почему мне всегда хочется опустить человека. Милый жук, ты куда делся? Эти маленькие создания верны своему, в отличие о нас — не сомневаются, не меняют намерений, не колеблются. От того ли это, что они проживают свой миф?
Славный скарабей, отец мой, я почитаю тебя, да будет благословен твой труд — во веки веков — Аминь.
Что за чушь я несу? Я молюсь животному — наверно, это из-за пустыни. Она определенно требует молитв.
Как здесь красиво! Красноватый оттенок камней изумителен; они отражают сияние сотни тысяч минувших солнц — эти мелкие песчинки скатились в легендарные первобытные океаны, над ними плавали невиданные раньше первобытные чудовища. Где был ты, человек, в те дни? На этом горячем песке лежат твои первобытные животные — прародители, как дети, прижимающиеся к матери.
Камень, матерь, я люблю тебя, я прижимаюсь к твоему горячему телу, твой поздний ребенок. Будь благословенна, древняя мать. Тебе мое сердце, и сила, и слава — Аминь
Что я говорю? Это все пустыня… Каким живым мне все здесь кажется! Это страшное место. Эти камни — камни ли они? Кажется, будто бы они специально здесь собраны. Выстроились, как войсковой транспорт. Подобрались по размеру, большие отдельно, мелкие рядами лежат перед крупными. Здесь
Я сплю или бодрствую? Жарко — солнце уже высоко — как быстро летит время! Действительно, утро почти закончилось, — и каким необычным оно было! Это от солнца или от этих живых камней так жужжит в голове?
Я иду в долину и вскоре захожу к хижину отшельника. Он сидит на своей циновке, погруженный в глубокие размышления.
Я: «Отец, я здесь.»
А: «Как ты провел свое утро?»
Я: «Я удивился, когда ты вчера сказал мне, что время проходит быстро. Я больше не буду об этом спрашивать, и это больше меня не удивляет. Я много узнал. Но достаточно лишь для того, чтобы сделать тебя еще большей загадкой. Сколько всего ты проживаешь в пустыне, необычайный человек! Даже камни должны разговаривать с тобой».
А: «Я рад, что ты выучил нечто из жизни отшельника. Это облегчит нашу трудную задачу. Я не хочу вторгаться в твои тайны, но я чувствую, что ты пришел из странного мира, который не имеет никакого отношения к моему.»
Я: «Ты верно говоришь. Я здесь чужестранец, более нездешний, чем кто-либо, кого ты видел. Даже человек из самых далеких берегов Британии ближе к тебе, чем я. Здесь имей терпение, учитель, и позволь мне испить из источника твоей мудрости. Хоть нас окружает иссохшая пустыня, здесь течет невидимый ручей живой воды»
А: «Ты помолился?»
Я: «Учитель, прости меня: я пытался, но не нашел слов молитвы. Зато мне приснилось, что я молился восходящему солнцу»
А: «Не волнуйся из-за этого. Если ты находишь одно слово, значит, твоя душа нашла невыразимые слова, чтоб поклониться рассвету»
Я: «Но это была молитва язычника, обращенная к Гелиосу»
А: «Пусть пока тебе будет этого достаточно»
Я: «Но учитель, я не только солнцу во сне молился, но также скарабею на земле, пребывая в беспамятстве»
А: «Ничему не удивляйся, и ни в коем случае не осуждай себя и не сожалей. Давай работать. У тебя есть вопросы по поводу вчерашнего разговора?»
Я: «Вчера я перебил тебя, когда ты говорил о Фило. Ты хотел объяснить свою идею о различных значениях отдельных последовательностей слов»
А: «Что ж, тогда я продолжу описание того, как я высвободился из плена словесных веретен. Однажды ко мне пришел старик; этот человек, к которому я привязан с детства, заговорил со мной:
«О, Аммоний, у тебя все хорошо?»
«Конечно, — ответил я, — как видишь, я выучился и очень преуспеваю». Он: «Я имею в виду, счастлив ли ты, и жив ли ты по-настоящему?» Я рассмеялся: «Как видишь, все хорошо.» Старик ответил: «Я видел, как ты читал лекции. Кажется, ты обеспокоен мнением своих слушателей. Ты вплетал остроумные шутки в свою лекцию, чтоб нравится слушателям. Ты был непоседлив и поспешен, как будто должен успеть расхватать все знание.»
Сперва эти слова сперва показались мне смешными, однако они впечатлили меня, и я почувствовал доверие к старику — он был прав.