Красная площадь
Шрифт:
– мощный шум глушилок тут же покрыл голос заморского диктора.
Ласкин и все остальные красноречиво посмотрели на меня и Светлова.
– Выключи, - приказал Светлов Арутюнову. Затем, в разом наступившей тишине, он прошелся по дежурке и сказал:
– Братцы! Мы никогда не лезли в политику и не лезем. Мы - сыскные ищейки, уголовный розыск. Если где-то убили человека, мы должны найти убийцу - вот и все. Лично я поэтому работаю в МУРе, а не где-то в другом месте. Поэтому давайте делать свое дело, и нечего нам, муровцам, слушать эти «вражеские голоса», - от них только бессонница по ночам. Нам поручено найти убийцу Мигуна - и надо найти. За это нам деньги платят…
– Но выходит, что мы работаем против КГБ… - сказал Колганов.
– Или Отдела разведки. И это наше собственное министерство!
– добавил Арутюнов.
– Ясно же, что это убийство - их работа… - выкрикнул еще кто-то.
– Тихо!
– шарахнул по столу раненой рукой Светлов и скривился от боли.
– Падла-а!… - Но тут же выпрямился: - Мне плевать - КГБ или МВД! Мы выполняли задание,
Все молчали.
– Короче, - произнес, остывая, Светлов.
– Вы взяли след этого раненого - вот и дуйте по нему. И чтобы через 24 часа…
– След потерян, - перебил Ласкин.
– Глупо искать его по больницам, - хмуро сказал Арутюнов.
– Если его прячет от нас ГБ или Отдел разведки, то черта лысого найдешь, - произнес Колганов.
– Надо найти!
– сказал Светлов.
– Ка-ак?!
– воскликнул Арутюнов.
– Мозгами, - ответил Светлов.
– Если бы я хотел тебя спрятать от ГБ, куда бы я тебя засунул?
Арутюнов пожал плечами.
– Мало ли… В тюрягу…
– Есть еще одна версия, - произнес с порога появившийся в двери Тарас Карпович Венделовский.
– Под Москвой, в Подольске, есть два госпиталя для раненых в Афганистане. Один - офицерский, другой - солдатский. Там по тыще человек лежит и все с пулевыми ранениями.
За его спиной стояли Вета Петровна и Ожерельев.
Едва Вета Петровна Мигун убедилась в том, что ей не грозят допросы и пытки в КГБ и все ее страхи были напрасны, она разительно изменилась. Среди будничной суматохи муровских коридоров, тяжелых, но не имеющих лично к ней отношения, шагов конвоиров, густого мужского мата, офицерских мундиров, телефонных звонков, криков и запаха табака она ожила, выпрямилась, даже помолодела, словно попала в свою боевую чекистскую юность.
И в кабинет Светлова она вошла следом за мной легкой, свободной походкой, уселась перед столом, закурила и сказала:
– Я могу дать вам ценную информацию. Очень ценную. Не только об убийстве Мигуна, а еще важней. Такую, что, может быть, Брежнев даже у власти останется. Но - при одном условии. Если на «Мосфильме» возобновят съемки фильма «Незримая война» по книге Мигуна «Мы вернемся» и, конечно, с гарантией, что этот фильм выйдет на экран.
– И с этими словами она выложила из своей сумочки журнал «Знамя» № 5 за 1981 год.
– Повторяю, у меня в обмен есть очень ценная информация.
Я посмотрел ей в глаза и сказал:
– Если вы имеете в виду письмо Ани Финштейн, то эту информацию вы нам уже дали.
– То есть?
– удивилась она.
Я вытащил из кармана аккуратно сложенный в конверт лист бумаги, на который были наклеены клочки письма Ани Финштейн, и показал ей:
– Вета Петровна, в другом месте - не будем уточнять, в каком - за это письмо вам бы пришили нелегальную связь с заграницей. И уже не помогло бы, что вы - родственница Брежнева. Я не буду этого делать. И я даже не стану выспрашивать у вас, как называл ваш муж эту Аню Финштейн - «Антоша», «Анюта», «Анна» или просто какой-нибудь кличкой. Это любопытно, но несущественно, я могу это выяснить у режиссера картины, оператора или вообще не выяснять. Все, что меня интересует, да и то чисто психологически, это личность ее жениха Гиви Мингадзе. Конечно, скоро он и сам мне о себе расскажет, но предварительные данные мне бы не помешали.
Она подавленно молчала.
– Ну как?
– спросил я.
– Может, чаю попьем? Вы есть не хотите?
– Хочу… - сказала она негромко. И спросила с отчаяньем: - А как же фильм?
Я пожал плечами:
– Я не министр культуры, - и выглянул из кабинета, попросил дежурного старшину: - Старшина, притащите пару бутербродов из столовой и два стакана крепкого чая. Вот деньги.
– При чем тут министр культуры!
– в сердцах сказала Вета Петровна.
– Это не он решает, это решают в ЦК. Но какая разница - по Мигуну фильм или по другому писателю? А для меня в этих фильмах теперь вся жизнь! Если будут делать это кино - я для вас в лепешку разобьюсь, честное слово! А Брежнев пусть правит - черт с ним! Конечно, я могла отнести это письмо Андропову и с ним договориться, но… я уверена, что весь «Каскад» и смерть Мигуна - это его рук дело. Не могла же я пойти к убийце!
– Все, что я могу вам обещать, - поговорить об этом в ЦК сегодня вечером. Но без всяких ультиматумов.
В дверь, постучав, вошел дежурный старшина, неся на подносе тарелку с бутербродами и два стакана чая. И у меня сразу кольнуло сердце - еще вчера с этим же подносом сюда входила Ниночка…
– Гиви Мингадзе… В 75-м году Галя Брежнева привела к нам в гости двух полунищих забулдыг - Бориса Буранского и этого Гиви Мингадзе. Где она их подобрала - не знаю. Кажется, в каком-то ресторане, где этот Буранский пел цыганские песни. Этим забулдыгам было лет по тридцать, а Гале тогда было сорок пять, но она влюбилась в этого цыганского певца по уши! А Гиви…
Переделали кое-что, досочинили и придумали себе общий псевдоним - «Семен Днепров». Чтоб не было сплетен, что руководитель КГБ пользуется своей властью и свои мемуары печатает. Короче, взял Гиви эту книжку почитать и через три дня приводит к нам какого-то своего приятеля, режиссера с «Мосфильма» Игоря Фростева. И тот нам стал рассказывать, какой замечательный фильм о работе чекистов можно сделать по этой книге. Так закрутилось это кино. Были, конечно, всякие сложности. Например, артист Вячеслав Тихонов - вы его знаете, он в «Войне и мире» князя Болконского играл - так он отказался играть главную роль. А там главный герой - чекист, командир отряда СМЕРШа, ну, то есть, сам Сергей Кузьмич имелся в виду. Фростев - к Мигуну, так, мол, и так: Тихонов отказывается играть главную роль, даже на кинопробу не приехал. Сергей Кузьмич человек не гордый был - сам позвонил этому артисту, пригласил его в КГБ и объяснил, что органы возлагают на него большие надежды - нужно создать положительный образ советского чекиста. Ну, Сергею Кузьмичу трудно отказать, вы сами понимаете! К тому же Тихонову сразу прекрасную квартиру выделили… Короче, так собрали лучших артистов, и я целиком с ними в эту работу ушла. Сначала мы сделали «Фронт без флангов», потом вторую серию - «Война за линией фронта», потом третью начали - «Незримая война». И меня эта работа целиком поглотила и примирила с тем, что… ну, что у нас с Сергеем Кузьмичем семейные отношения давно развалились. Развод он не хотел оформлять, а просто жил с этой… как ее?., ну, в общем, у него была женщина, я знала. Но у нас в Политбюро не любят, когда кто-то из членов правительства разводится и женится на молодых, вы же знаете. Короче, он жил на две семьи - со мной чисто товарищеские отношения, а где он бывал все остальное время - меня не касалось. Мы на эту тему вообще не разговаривали. Я увлеклась кинематографом и, между прочим, мы с Сергеем Кузьмичем за эти фильмы ни копейки не получили - весь гонорар пожертвовали в фонд помощи детям Вьетнама. Чтобы в ЦК не говорили, что мы на кинематографе наживаемся. И, между прочим, на съемках второго фильма в начале 78-го года Гиви Мингадзе познакомился с нашей монтажницей Аней Финштейн. Это была очень красивая девочка - еврейка с огромными глазами, вот такие волосы до спины, Эсфирь, принцесса! Мигун ее так и называл, кстати. Но… Этот Гиви оказался негодяем. За все добро, что мы ему сделали, и особенно Яков, - он нам по-черному отплатил. Он спрятал на квартире у Якова Брежнева магнитофон и два месяца этот магнитофон записывал там все разговоры. А ведь туда и Брежнев приходил, и Устинов, и Галя, и Юра Брежневы. Ну, Сергей Кузьмич его разоблачил, конечно. Отнял пленки и отдал Брежневу. А самого Гиви мы пожалели - Боря Буранский за своего друга у Мигуна в ногах валялся, вот мы его и пожалели. Вместо того, чтобы расстрелять негодяя за политическую диверсию, оформили ему десять лет по валютному делу. А теперь оказывается, что у него не все пленки тогда отняли, а какие-то черновые пленки были у отца этой Ани Финштейн… Но Сергей Кузьмич не получал от нее никакого письма - это точно, он бы мне сказал…
– Это письмо перехватила цензура и доставила в КГБ, - сказал я Вете Петровне.
– Ну видите! Так вот какие пленки они у меня дома искали. Но те пленки давно у Брежнева. Он из-за них своего брата уже три года на даче под домашним арестом держит. А они их у нас искали, идиоты!
Я усмехнулся:
– Вета Петровна, вы рассказали только часть правды. Если у вас были товарищеские отношения с вашим мужем, то вы не можете не знать, что Гиви Мингадзе и Борис Буранский в 76-м году по приказанию Мигуна сожгли в гостинице «Россия» весь штаб Отдела разведки МВД СССР. А кроме того, вы наверняка знаете, откуда такое совпадение: Гиви Мингадзе был арестован 17 июля 1978 года, и в этот же день умер от инфаркта Федор Кабаков, а через день Суслов слег в больницу. Это по их заданию Гиви записывал семейные разговоры Брежнева?