Красная роза печали
Шрифт:
И дата-то не круглая, вздохнула Надежда, зачем же ее с такой помпой отмечать?
Начнем по-другому. Что знал преступник про свои жертвы? Что все они с отвратительными характерами — это из области мистики, это пока оставим, обратимся к фактам.
Итак, убийца знал дату рождения каждой женщины, ее возраст, семейное положение, место жительства и место работы. Хотя насчет места жительства… Почти всех он убивал на работе — и директрису школы, и эту… в Институте животноводства, Евдокию-дворника, а также Мадам Джакузи. И только Сталину — в садоводстве. Такое можно объяснить только тем, что институт, где работала Сталина, да и сама Надежда, — бывший номерной, работал раньше на оборонку. Теперь, конечно, секретность сняли, но проходная и пропуска остались, так что попасть постороннему человеку туда нельзя. А в садоводстве все значительно проще. Стало быть, преступник знал, что у Сталины дача и что поехала она туда одна. Следил он за ней, что ли? Тогда выходит, что он за всеми женщинами следил, знал их привычки. Знал, например, что директриса любит одна в школе допоздна задерживаться, знал, что у этой Точилло, которая глистов изучает, свой отдельный кабинет, куда сотрудников лишний раз и калачом не заманишь, знал, что Евдокия лестницу моет каждый день примерно в шесть утра… Так, следить он за ними, конечно, мог, но как, если можно так выразиться, он с ними познакомился, где и когда он взял их на заметку? Потому что дураку ясно, что выбор преступника не случаен, не зря его считают маньяком.
Надежда откинулась на стуле и заложила руки за голову. А вот интересно, думала она, пятьдесят два года — это его любимый возраст? А вдруг он решит, что те, предыдущие, для него несколько староваты, и перейдет на женщин помоложе? Например, сорок восемь — чем не возраст? Именно столько сейчас самой Надежде.
Пять женщин разного общественного положения, но одинакового возраста. Где они могли пересечься? Они могли ходить в детстве в одну школу, но они этого не делали, потому что милиция бы выяснила — такое выяснить несложно. Да Надежда и сама знает, потому что дворничиха Евдокия, например, родилась в деревне в Калининской области и приехала в город, когда ей было двадцать лет. Стало быть, в школу она ходила у себя в деревне.
Они не жили в одном доме — никогда. Это тоже милиция сразу бы обнаружила. Они не регистрировали свой брак в одном и том же загсе или Дворце бракосочетания, потому что Римма Точилло, например, вообще никогда не была замужем. То же самое касается Дворца малютки, потому что опять-таки у той же Точилло и у директрисы нет детей, да и у Мадам Джакузи, кажется, тоже.
Надежда прикидывала и так и сяк, но ничего путного не смогла придумать. Смутная догадка забрезжила у нее в мозгу, но ускользнула, а потом вдруг послышался поворот ключа в замке, и Надежда еле успела убрать подальше разрисованные листки. Оказалось, последнюю лекцию почему-то отменили, и муж сегодня пришел пораньше.
В назначенное время Сергей явился на указанное рыжебородым Юрой место встречи. Тот уже ждал его — в сильно поношенной спортивной куртке, с рюкзаком за плечами. Сергей тоже оделся, как велел ему новый знакомый, — потеплее и попроще.
— Сюда, — настороженно оглядевшись, Юрий приоткрыл неплотно притворенное окно подвала.
— А что ты так оглядываешься? — шепотом спросил Сергей.
— Да чтобы кошатники, стервецы, окошко не заметили. Заколотят так, что потом в жизни в этот подвал не попадешь. Или не выйдешь. У меня раз так было…
— Как же ты на волю-то вышел? — полюбопытствовал Сергей.
— Два дня по подвалам шастал, обходной путь искал. Хорошо, бомжи встретились, выпустили.
Проскользнув в окошко, он помог спуститься Сергею. В подвале, как и следовало ожидать, совершенно темно и пахло плесенью. Юрий повозился в темноте, и через минуты узкий луч яркого света прорезал потемки. В первый момент Сергей слегка ослеп, но, привыкнув к новому освещению, разглядел, что источник света — фонарь, прикрепленный к строительной каске, которую надел рыжебородый следопыт, — самодеятельной копии шахтерского шлема.
— Если привык к темноте, то пошли, — сказал Юрий вполголоса, — путь у нас не близкий.
Сергей побрел за новым своим знакомым, перешагивая горы разнообразного мусора. В горле першило от острых неприятных запахов — смеси цементной пыли, сырости, кошачьей вони. В глубине души Сергей был на стороне пресловутых кошатников.
Юрий уверенно находил путь среди окружающего хлама. Минут двадцать они шагали по бесконечному подвалу. Сергей уже совершенно не представлял себе, где они находятся и куда идут.
Неожиданно впереди забрезжил слабый свет. Юрий поднес палец к губам, призывая новичка к тишине, и крадучись двинулся к свету. Выглянув из-за очередного проема, он поманил Сергея за собой.
Подойдя к нему и заглянув через плечо, Сергей увидел идиллическую картинку. Крупный, заросший густой клочковатой бородой до самых глаз мужчина неопределенного возраста возлежал на груде мешковины и разнообразного немыслимого тряпья и при свете горящей коптилки зашивал ватник. В ногах у него мирно посапывала собака неопределенной породы, заросшая такой же густой и клочковатой шерстью, как хозяин.
— Это кто к нам пожаловал? — осведомился бомж, почувствовав присутствие людей.
— Это я, Михеич, Юра! — Юрий вышел на свет коптилки, выключив свой фонарь, чтобы позволить аборигену разглядеть себя.
— А, Юрик, заходи, — Михеич сделал приглашающий жест, как гостеприимный хозяин на пороге своей квартиры, однако подниматься с импровизированного ложа не стал. — А ты, Борисовна, что же дрыхнешь? — Он ткнул ногой собаку. — Хоть бы тявкнула! Этак все имущество проспишь! Хорошо, сейчас добрые люди пришли, а то мало ли тут ходит всяких!
Борисовна жалобно заскулила во сне, оправдываясь, но просыпаться и не подумала.
— А с тобой, Юрик, никак новенький? Я его раньше у вас не видел.
— Это Cepera, — лаконично представил гостя Юрий, не заостряя внимания на его профессиональной принадлежности.
— Заходите, ребятки, посидите со стариком, — Михеич указал на пару поломанных ящиков, которые играли в его жилище по надобности роль то стульев, то столов.
— Выпить не хотите ли? — Он достал из кучи тряпья, на которой возлежал, бутылку с белесой мутной жидкостью.
Когда он открыл бутылку, в подвале запахло чем-то острым и тоскливым, как ноябрьские сумерки. Собачка Борисовна от такого запаха проснулась и укоризненно вздохнула.
— Это она меня воспитывает, — пояснил Михеич, — не пей, мол, Михеич! А я ей отвечаю: я оттого и от жены-то ушел, что она меня воспитывала, а тебя, шавка подзаборная, просто вон выкину!
Тут же он потрепал собаку ласково и успокоил:
— Да шучу я, шучу, куда ж я тебя, грязнуху, выгоню, совесть-то небось есть еще! Так выпьете, ребятки?