Красная тетрадь
Шрифт:
Я и возмутился, и смутился. Нет, мне совершенно точно не понравилось коверканье моего имени, но тон, которым она это все произнесла, был особым и прежде мне незнакомым.
Фира передала колоду Вале, и Валя на нее села. В этот момент меня ударили пяткой в нос.
– Боренька, – сказала Фира. – Он никому ничего не скажет.
Вышло не больно, но очень обидно. Я, не сообразив что делаю, сильно дернул Борю за ногу и едва не свалил его вниз (а это может быть фатально, и вообще крупное нарушение техники безопасности). К счастью, Боря ловкий, он успел вовремя схватиться
– Вот «сука», – сказал он. Да, именно так. – «Пиздец» тебе теперь.
Вынужден, к сожалению, привести эти слова именно так, как они прозвучали.
А потом Боря засмеялся. Обычно выражение на его лице всегда скучающее и надменное, такое, словно вокруг него вращаются все планеты и ему это решительно надоело. Но когда он смеется, то весь меняется, показывает белые острые зубы, становится похож на животное.
Андрюша говорит, что Боря похож на свинью. Он совсем не толстый, даже наоборот, поджарый, как многие активные дети, а ведь именно толстых мальчиков принято обзывать так. Но на свинью Боря похож в самом деле – из-за вздернутого носа и забавных щечек.
Андрюша называет его свиноподобным, что звучит, по-моему, жутковато. Еще Андрюша говорит, что маленькие поросята похожи на чертей.
Однажды мы ездили на экскурсию на скотобойню (где работают дедушка и бабушка Шиманова), и там свиньи издавали ужасные звуки, похожие на звуки ада. Хорошо, что на самом деле никакого ада нет.
Справедливости ради, у Володи такой же нос и тоже смешные очаровательные щечки, но его никто не сравнивает со свиньей, потому что он не такой злой.
Но вернемся к моим нынешним неудачам. Володя сказал Боре на меня «забить», и Боря, спустившись с верхней полки, сел рядом. Андрюша сказал:
– Фира, а ты мне тоже погадаешь?
Я почувствовал боль предательства, ощутил его, так сказать, во всю силу.
Андрюша все наблюдал за Фирой, взгляд его оставался неподвижным, а Фира сохраняла загадочный вид. Я вздохнул, и взял свою тетрадь, и начал это писать. Если людям будущего такое хоть капельку интересно, то ребята все еще гадают, хотя уже совсем наступила ночь. Самая что ни на есть настоящая.
Я лежу, пишу, свечу фонариком на страницы и пытаюсь думать о том, что раньше, на Земле, если люди ездили в другую страну на поезде, их проверяли пограничники с собаками. Мне бы хотелось увидеть пограничников с собаками. Наверное, у них были бы чудесные, здоровые и сильные, главное – очень умные собаки.
И все же мои мысли часто сбиваются на то, что девочки в темноте очень особенные, они словно светятся и почему-то кажутся удивительными.
Вот сейчас Фира говорит своим тихим нежным голосом:
– Семерка крестей – это знак дальней дороги. Сейчас мы посмотрим, какая это будет дорога, чем она для тебя обернется, Боренька.
– Трахну инопланетную красотку на руинах межгалактической космической станции, – говорит Боря.
Фира встряхивает густыми волосами и говорит:
– Будешь таким грубым, я тебе гадать ни за что не буду. – И она переворачивает еще одну карту в раскладе.
–
– О, – говорит Володя. – Это ж я.
– Может быть, – говорит Фира осторожно. – А может быть, и нет. А вот восьмерка червей означает, что ты – счастливчик.
– Это я и без тебя знаю, – отвечает ей Боря.
В темноте белки его глаз блестят очень сильно, и он готов засмеяться, это видно. Почему-то гадания ввели всех в нездоровый ажиотаж. Я не одобряю гаданий, потому что это пустое развлечение. Необходимо строить будущее своими руками, а не надеяться на десницу судьбы.
Нам не на кого надеяться, кроме друг друга и самих себя. Даже, наверное, самих себя нужно написать в первую очередь.
Ночью поезд как будто сильнее шумит, и словно его качает больше, но это, наверное, потому, что скорость увеличилась. Я это чувствую и вижу.
Фира собирает карты, мешает колоду, снова передает ее Вале.
– Посиди еще.
Вот чем они занимаются.
Опять произошла небольшая пауза. Ко мне наклонилась Фира. От ее волос пахло чем-то сладким, и она спросила:
– А что это ты там пишешь, Арлен?
Мое имя она произнесла подчеркнуто жестко, но получилось все равно как-то до странного ласково.
Я ответил честно, и Фира сказала, будто бы я не ответил ничего:
– Дай-ка я и тебе погадаю.
Андрюша сказал:
– Давай, Арлен, это очень весело.
Андрюшин голос не наводил на мысли о веселье, но таков его голос всегда. Я не знаю, почему я согласился, и виню себя за это.
Фира сказала мне сесть напротив нее, я потеснил Андрюшу и уставился на белую столешницу. Фира разложила передо мной карты. Володя и Боря внимательно за нами наблюдали, и я чувствовал, что не могу ошибиться, хотя ошибаться не в чем – мне вообще не надо было ничего делать.
Фира перевернула первую карту.
– Король пик, – сказала Фира. Дедушка с добрыми глазами, нарисованный на карте, представлял собой рудимент отставшего государственного строя и не вызвал у меня никакой симпатии. Кроме того, ему следовало подстричься. – Это друг или неравнодушный к тебе покровитель.
Боря и Володя захохотали, я закрыл глаза и вздохнул.
– Интерпретация, – сказал я, – характеризует интерпретатора в большей степени, чем интерпретируемое.
– Что, Жданов, проведешь лето на коленях перед Максей? – хохотал Боря. – Неравнодушный к тебе покровитель, ой не могу, не могу!
Я сказал:
– Что еще можно узнать по поводу моего лета?
– Восьмерка пик – тень печали, – сказала Фира.
– Пионер не должен впадать в уныние, – сказал я. – Да и к тому же, это чувство слишком личное. Пионер не имеет право на личные чувства, ведь он общественное ставит превыше индивидуального.
Валя сказала:
– Ой, помолчи ты, интересно же.
Ее волосы тоже были распущены, но Валины волосы не доходили ей до плеч. Она сидела, подобрав под себя ноги, и почесывала колени. На ногтях у нее блестел золотистый лак, в неверном свете фонаря он казался трогательным и ярким.