Красная тетрадь
Шрифт:
Арефьев Андрей Романович:
Идти на контакт отказывается. Утверждает, что врач не имеет полномочий с ним разговаривать. Одет небрежно. Говорит негромко, небыстро, невыразительно. Речь малоинтонирована. Только глазками лупает. Беспокоится, опасается, что врач его побьет, высказывает надежду на благополучное разрешение ситуации, затем тушуется. Мышление амбивалентное: говорит, что «хочется сыру», потом расстраивается, потому что сыр не любит. Жестикуляция практически отсутствует, руки сложены на коленях. Выражение лица грустное, иногда лицо выражает ужас, с изменением внешних обстоятельств
Кац Фира Аркадьевна:
Красотка, каких поискать. Глаза, как море и все такое. На контакт идет охотно, улыбается. В пространстве и времени ориентирована пиздец как хорошо. Запас знаний широкий. Говорит, что увлекается поэтами и художниками. Любит Рембрандта, Вермеера и каких-то еще, врачу неизвестных. Музыку предпочитает классическую. Один раз даже на балет ходила. Настроение приветливое, с любопытством относится к записям врача, пытается заглянуть в документ, интересуется своим состоянием, спрашивает о диагнозе. На вопрос о том, что ее беспокоит, отвечает: «Беспокоюсь о папе». Планы на будущее есть. Говорит, что когда полетит в Космос, будет смотреть искусство. Речь мягкая, сонная, часто зевает. Диагноз: девочка-умничка.
Толмачева Валентина Геннадьевна:
Агрессивная блонда. Во времени и пространстве ориентирована. Нарушение оборонительных инстинктов: обещает дать в морду врачу, «если не прекратишь этот цирк». Запас знаний так себе. Любимый философ – Макся. На контакт идет неохотно. Выражение лица обиженное. На слова «да дура ты, дура» кинулась кроссовками во врача. Положение тела напряженное, говорит, что готова к нападению. Увлечения есть, утверждает, что ей нравятся футболисты. На вопрос «какие?» не отвечает, говорит «отстань». Требует, чтобы врач перестал задавать ей вопросы. Потом решает на них не отвечать. Молчит. Ушла в дефект. Диагноз: здорова, как корова.
Доктор Борис Александрович Шиманов.
Дата:
Подпись:
Запись 6: Черновик письма для мамы
Дорогая моя мама, пишу тебе уже из палаты.
Как ты там, дома? Всё ли в порядке? Хорошо ли ведут себя соседи? Ты должна следить за товарищем Кузнецовым, есть уверенность, что с ним не все ладно, кроме того, он стал часто и не по делу (как мне кажется) посещать почту. Будь бдительной ради блага окружающих нас людей. Не упускай из виду деталей. К сожалению, я не могу помочь тебе в поддержании порядка. Не позволяй пользоваться нашей плитой без важной на то причины. Следи за тратой газа. Многое теперь остается на тебе, но я знаю, что ты справишься.
Ты была расстроена на вокзале, я это видел. Почему? Я ведь стал таким, каким ты хотела. Я один в доме мужчина, и мы с тобой давным-давно условились, что я в этой жизни буду делать особенные вещи и червь в голове мне ничуть не помешает. Ты теперь грустишь? Не грусти. Я себя сейчас очень хорошо чувствую. Мы скоро пойдем купаться в море.
Доехали, в целом, хорошо. Некоторые, не буду называть имен, всю ночь бесились. Я потом не мог заснуть. Смотрел в окно, видел рассвет. Было так серо, а потом быстро на все пролилось солнце. Из поезда рассвет очень красив. Ты, наверное, тоже была в поезде. Расскажи мне об этом, пожалуйста, мне хочется с тобой всем делиться.
Проспал всего полчаса или даже меньше, да и не проспал, а только с закрытыми глазами полежал. Проснулся от того, что все говорили о море. Сел, посмотрел в окно, и правда – море из окна видно, а это уже было девять часов утра.
Мама, это такое чудо! Всех море привело в восторг! К нам прибежали девочки, и даже Максим Сергеевич постоял и посмотрел. Поезд ехал и ехал, а море никак не кончалось. Здорово это, наверное, жить у моря! Так мне кажется.
А какое оно синее! Но и блестит очень-очень. Будто кто-то положил огромный кусок синего стекла. Когда так быстро едешь, волны не рассмотреть, но оно как бы рябит и мерцает. Мы открыли окно, и оказалось, что пахнет оно замечательно, песком и йодом и чем-то еще таким свежим-свежим, совсем хорошим.
Замечательно это – отдыхать на море.
Деревья все тоже изменились, появились кипарисы (во всяком случае, я так решил). И цвета все поменялись – стали суше, выбеленнее, у нас дома пейзажи нарисованы как будто гуашью, а тут – пастелью. Травы все как будто желтоватые, не летние, скорее похоже на осень. Ветер очень свежий, прохладный, но не холодный. И небо синее, какого я еще не видел. Это очень красиво, мама. Я бы так хотел, чтобы ты приехала и посмотрела. Видели с ребятами вдали корабль, он был совсем маленький и очень белый. С него, наверное, ловят рыбу, а может, он перевозит груз. Говорят, недалеко от санатория стоит маяк. Может быть, мы его посмотрим.
Нам выдали завтрак, в том числе и печенья сахарные, твои любимые. Я хотел бы тебе отдать, но они совсем засохнут и испортятся, пока я вернусь.
Когда мы позавтракали, я еще немного поспал, а потом Максим Сергеевич сказал всем убрать постели и лично проверил результат. Андрюше досталось. У него потерялось полотенце.
Поезд опоздал на семь минут. Вокзал был маленький, желтый с рыжей полосой и с белой лепниной (орнаментальной), а в каждом кружке – красивая звезда. Совсем рядом с вокзалом начинались обычные дома панельного типа. Мне они показались старыми, но Андрюша сказал, что все выглядит старше из-за солнца и что сами мы быстро состаримся тут из-за солнца.
Хотя нас немного, собраться все равно оказалось проблемой: у Фиры на чемодане сломалось колесико, а Володя и Боря ушли покупать газировку. Максим Сергеевич очень ругался и сказал, что мы недисциплинированные и нас таких в Космос ни за что не возьмут. К счастью, именно я очень дисциплинированный.
Мы с Андрюшей долго стояли на жаре, Максим Сергеевич забыл выдать нам воду. Андрюша не взял панамку, я отдал ему свою. У него темные волосы, значит, ему голову напечет больше, так я рассудил.
Кроме того, ты всегда мне говорила, что следует делиться с тем, кто нуждается. Так что я еще и отдал ему свое яблоко и свой огурец (снова). Солнце было очень большим и ярким, во всяком случае, мне так показалось.
Когда Максим Сергеевич все-таки дал нам воду, стало приятнее. В целом, мы довольно долго ждали, потому что Боря и Володя потом потерялись, а когда пришли, кажется, совсем стыда не испытывали. Они и пришли-то благодаря высокому профессионализму Володи, во всяком случае, он так говорит.