Красная волчица
Шрифт:
— И ты тоже так думаешь? — спросил Ханс. — Ведь ты тоже была революционеркой.
— Но боже ты мой, — сказала она, — ведь мы тогда были почти детьми. Все верили в революцию. Такое было время, но оно давно миновало.
— Но не для меня! — крикнул Ханс, и Ёран Нильссон, покачнувшись, шагнул к нему от стены.
— Пантера, — сказал он, — ты неверно понимаешь происходящее.
— Нет! — неистово закричал архивариус, и его глаза покраснели и увлажнились. — Вы не можете, не имеете права этого от меня требовать. Революция — это единственное, что есть истина.
— Уймись, —
Он резким движением высвободил руку. В следующее мгновение он взмахнул кулаком и ударил министра культуры в лицо.
Кто-то закричал — может быть, министр, может быть, алкоголик, а может быть, и сама Анника. В следующий миг архивариус повернулся к Ёрану Нильссону и с силой толкнул его к стене с портретом Мао. Желтый Дракон упал на бетонный пол. Раздался треск ломающейся кости и шипящий звук выдавленного из легких воздуха.
— Вы — проклятые предатели!
Голос Блумберга сорвался. Архивариус собрался с силами, бросился к двери, рывком распахнул ее, выбежал наружу и изо всех сил захлопнул ее.
Язычок пламени дрогнул, но потом выровнялся, и тени на стене перестали плясать.
— Я истекаю кровью, — крикнула министр из-за компрессора. — Помогите мне!
Потом наступила тишина. В помещении сильно похолодало. Сквозь кирпичные стены Анника слышала проклятия архивариуса, уходившего в сторону железной дороги. Анника подошла к Ёрану Нильссону. Он лежал без сознания у стены, правая стопа была вывернута наружу под неестественным углом. Правая нога явно стала короче левой. Алкаш Юнгве, уже пьяный, покачиваясь, смотрел на своего вождя. От лица Юнгве отхлынула кровь, он был бледен и стучал зубами. Карина Бьёрнлунд пыталась встать, прижав руки к лицу. Между пальцами на шубу текла кровь.
— У меня сломана носовая кость, — причитала Карина. — Мне нужна экстренная помощь.
Она заплакала, но быстро умолкла, так как от плача ей стало еще хуже.
Анника подошла к министру и положила ей руку на плечо.
— Это не опасно, — сказала Анника и, отодвинув руку Карины, пощупала ей лицо. — Это лечится.
— Он не останется навсегда кривым?
Анника отошла от Карины и приблизилась к лежавшему на бетонном полу мужчине. От него действительно тошнотворно пахло, это был запах какой-то тяжелой болезни.
— Ёран, — громко позвала она. — Ёран Нильссон, вы меня слышите?
Не дожидаясь ответа, она наклонилась к Ёрану и достала оружие из кармана пальто. Револьвер был тяжелый и холодный как лед. Повернувшись спиной к остальным, она осторожно опустила револьвер в боковой карман полярной куртки. Она ничего не понимала в оружии, но уверила себя в том, что револьвер поставлен на предохранитель.
Желтый Дракон громко застонал, бледные веки дрогнули. Анника приложила руку к цементному полу, чтобы определить, насколько он холоден, и влажные кончики пальцев тотчас едва не примерзли к нему. Анника испуганно отдернула руку.
— Вам нельзя лежать, — сказала она Нильссону, — нужно встать. Можете встать на ноги?
Она обернулась к Карине
— Надо уходить отсюда, — сказала Анника. — Здесь хуже, чем в морозильнике. Поможете мне его вынести?
— Я тоже пострадала, — отрезала министр культуры. — Да и с какой стати я должна ему помогать? Он мне всегда только вредил. Разве Юнгве не может помочь?
Алкоголик сидел на полу, судорожно обнимая полупустую бутылку.
— Не усни здесь, — сказала ему Анника, чувствуя, что теряет чувство реальности, холодная комната душила, высасывала из легких воздух.
— Если бы ты знала, как я страдала все эти годы, — сказала Карина Бьёрнлунд из-за компрессора. — Ты не представляешь, каково это, ежедневно бояться, что все узнают, как я зналась с этими сумасшедшими. Но такова молодость, не правда ли? Придумываешь массу глупостей, общаешься не с теми людьми, ведь так?
Ёран Нильссон попытался сесть, но тут же снова опустился на бетонный пол, издав короткий вскрик.
— У меня что-то с бедром, наверное перелом, — прошептал он, и Анника сразу вспомнила, что бабушка сломала шейку бедра в ту зиму, когда было особенно много снега.
— Я пойду и приведу помощь, — сказала Анника и в следующий момент почувствовала, что Ёран Нильссон крепко ухватил ее за руку.
— Где Карина? — спросил он, водя по сторонам мутным взглядом.
— Она здесь, — тихо ответила Анника, испуганно отдернула руку, встала и подошла к министру культуры. — Он хочет говорить с вами.
— О чем? Нам не о чем с ним говорить.
У Карины Бьёрнлунд распух нос, говорила она сдавленно и с заметной гнусавостью. Она сделала несколько неуверенных шагов и подошла к Ёрану Нильссону, и Анника заметила, что из ноздрей Карины все еще обильно течет кровь. Лицо посинело и распухло от губ до глаз. Анника встретила взгляд Карины, прочла в нем то же смятение, какое испытывала сама, и почувствовала, что она здесь не одна. Она здесь не одна.
— Составьте ему компанию, — сказала Анника, и министр, поколебавшись, пошла к террористу, но когда она склонилась над ним, он испуганно вскрикнул.
— Не надо крови, — прохрипел он. — Уберите кровь.
В мозгу Анники что-то замкнуло. Вот лежит он, профессиональный убийца, садист, законченный террорист, и этот негодяй лепечет что-то, как малолетний плакса. Она подбежала к Нильссону и вцепилась ему в рукав пальто.
— Не выносишь вида крови, ты, дьявол? Но как ты чувствовал себя, когда убивал всех этих людей?
Ёран Нильссон запрокинул голову и закрыл глаза.
— Я солдат, — сказал он. — Мой долг сражаться, а не угождать важным персонам.
На глазах Анники закипели злые слезы.
— За что ты убил Маргит? — выдохнула она. — За что ты убил мальчика?
Он отрицательно покачал головой.
— Это не я, — прошептал он.
Анника подняла глаза на Карину Бьёрнлунд, которая, пошатываясь, стояла рядом.
— Он лжет, — сказала она. — Ясно, что это его рук дело.
— Я убиваю только врагов, но не друзей и невинных младенцев, — с трудом проговорил Ёран Нильссон.