Красная волчица
Шрифт:
Хоккейная команда Лулео проиграла на своем поле «Юргордену» со счетом 2:5, и поделом.
Она опустила газету, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.
Должно быть, она задремала, так как в следующее мгновение колеса самолета коснулись обледенелой взлетной полосы приполярного аэродрома. Анника взглянула на часы. Почти одиннадцать. Анника выпрямилась, потянулась и выглянула в окно. Бледный рассвет висел над замороженным пустынным ландшафтом.
Когда Анника вошла в зал прилета, он показался ей пустым и голым, и только через несколько секунд она поняла, чего здесь
Она подошла к стойке проката автомобилей и получила ключи.
— Машина подключена к обогревателю мотора и салона, — сказал сидевший за столом молодой человек и обольстительно улыбнулся. — Возьми шнур, он тебе пригодится.
Потупившись, Анника невнятно поблагодарила.
Сухая парализующая стужа ударила в лицо как обледеневший узловатый кулак. Анника задержала дыхание, ощутив, как в горло вонзился холодный нож. На табло над входом в аэропорт светилась надпись: минус двадцать восемь градусов.
Машина, серебристо-серый «вольво», была соединена с электроподстанцией толстым кабелем. Без электроподогрева мотора машину на таком морозе едва бы удалось завести.
Анника сняла полярную куртку и бросила ее на заднее сиденье.
В салоне было душно и тепло от обогревателя, установленного под пассажирским сиденьем, и Анника тотчас вспотела в своем термобелье. Мотор завелся мгновенно, но гидроусилитель и колеса заработали вяло.
Она проехала мимо вознесенного на пьедестал у въезда в аэропорт истребителя и на кольцевой развязке повернула не направо, а налево, не в Лулео, а в Питео. Она внимательно посмотрела сквозь ветровое стекло, силясь узнать это место. Десять лет назад они с Анной Снапхане воспользовались воздушным такси.
Открытый ландшафт исчез позади, теперь она ехала по какой-то более плодородной местности. По краю леса тянулись бревенчатые продолговатые дома, буквально излучавшие крестьянскую основательность.
К своему удивлению, Анника выехала на какое-то широкое шоссе, которого абсолютно не помнила. Удивление стало еще больше, когда Анника убедилась, что шоссе и не думает заканчиваться, а на дороге, кроме нее, не было ни единой души. Горло перехватило от чувства какой-то сюрреалистической пустоты, и Аннике пришлось приложить усилие, чтобы нормально дышать. Что или кто ею движет? Не вырвалась ли действительность из рук, не в ад ли ведет эта дорога?
Мимо, по обе стороны дороги, проносился нескончаемый лес карликовых деревьев с промерзшими кронами. От сильного мороза, как от жары, колебались и подрагивали косые лучи солнечного света. Анника крепче вцепилась в руль и подалась вперед.
Здесь, вблизи полярного круга, перспектива могла стать обманчивой. Верх становился низом, правое — левым. Здесь могли счесть логичным строить четырехполосное шоссе, ведущее в необитаемый лес.
Она дважды промахнулась мимо нужных поворотов и, после того, как обнаружила, что едет в направлении Хапаранды, развернулась и поехала в центр Питео. Город был низким и тихим. Он напомнил ей Шельдинг, поселок между Катринехольмом и Фленом, только здесь было меньше растительности и намного холоднее. Шилльнаден оказалась проезжей улицей
Дом Маргит и Торда Аксельссон находился в Питхольме, в том же районе, где жили родители Анны Снапхане. Анника осторожно объехала выбоины и подрулила к выезду, который описал ей Торд.
Дом относился к той неправдоподобной разновидности домов, построенных в семидесятые годы, когда государственные кредиты на строительство жилья привели к появлению невиданных в прежние десятилетия строений с высокими, шпилеобразными крышами.
Она припарковала машину рядом с зеленой «тойотой-короллой». Точно такая же была у Томаса. Анника вышла из «вольво», надела куртку, и ей вдруг представилось, что это она живет в этом доме, что внутри ее ждет Томас, дети учатся в университете, а она работает в «Норландстиднинген». Она с наслаждением вдохнула морозный воздух, посмотрела на конек крыши, отбрасывавший резкую тень на улицу.
Анна Снапхане выросла в сотне метров отсюда, однако она, пожалуй, согласилась бы лучше умереть, чем вернуться сюда. Но здесь царил покой, здесь можно было жить в ладу со временем.
— Анника Бенгтзон?
Человек с ежиком густых седых волос приоткрыл дверь и высунул голову на улицу.
— Входите, пока не замерзли насмерть.
Она поднялась по ступенькам крыльца, стряхнула с ног снег и протянула мужчине руку:
— Торд?
У мужчины был печальный интеллигентный взгляд, в углах рта залегли скорбные морщины.
Анника вошла в прихожую, выложенную темно-зеленым пластиком образца 1976 года. Торд Аксельссон помог ей снять толстую куртку и повесил ее на плечики под полкой для головных уборов.
— Я приготовил кофе, — сказал он и, повернувшись, направился на кухню.
На сосновом столе на вязаных салфетках стояли блюдечки с кофейными чашками, в корзинке лежали печенья по меньшей мере четырех сортов.
— Ой, как хорошо, — вежливо восхитилась Анника, села за стол и поставила у ног сумку.
— Маргит любит печь, — сказал он, понял свою ошибку и опустил глаза. Он втянул ноздрями воздух и потянулся за сиявшим термосом. — Молоко, сахар?
Анника отрицательно покачала головой, внезапно потеряв дар речи.
По какому праву вторгается она в личную трагедию незнакомых ей людей? Кто позволил ей отнимать время у этого человека?
Она взяла с блюдца ложку и принялась машинально постукивать ею о фарфоровую стенку чашки.
— Маргит была хорошим человеком, — сказал Торд Аксельссон и посмотрел в окно. — Она всегда желала добра, но должна была хранить ужасную тайну. Из-за этого она и умерла.
Он взял два куска сахара и с тихим плеском бросил их в чашку с кофе. Потом он положил руки на край стола и снова посмотрел в окно.
— Я очень много думал об этом вчера, — сказал он, избегая смотреть на Аннику. — Я расскажу вам все, что произошло, но вы не должны пачкать память Маргит.
Анника молча кивнула и потянулась к сумке, чтобы достать блокнот. Попутно она торопливо окинула взглядом сверкающие чистотой оконные стекла, аккуратные кухонные шкафчики, выкрашенные в оранжевый цвет, и отметила запах дезинфицирующих средств.