Красницкий Сотник ч.1-2
Шрифт:
– А как вы думаете, не тяготится ли князь своей зависимостью от мнения дружины? – спросил Мишка, сразу всех собеседников, ни к кому конкретно не обращаясь. – Вроде бы, полновластный правитель, землей повелевает, суд и расправу чинит и... все прочее, что князьям надлежит, но всегда приходится ему помнить, что дружина может сказать: “без нас решил – без нас и верши”. А по любому важному делу – пир устраивай, да мнение дружины выслушивай. И постоянно от людей своих слышать: “Дай, дай, дай!”. Дай злата, дай власти, дай безнаказанности, дай гордыню потешить, и чем больше даешь, тем больше хотят...
–
– Плакать ни к чему, а вот подумать было бы полезно! – не принял Мишка язвительной тональности, раскрутившейся по ходу препирательств между Егором и Семеном. – Вспомнить, к примеру, что ты делаешь, когда у тебя ладья или насад при погрузке излишне на один борт кренится?
– Тьфу, балаболка! Ладья-то тут причем, дырка сзаду...
– А все-таки, что делаешь?
– Чего, чего... груз перекладываю, чтобы...
– Чтобы, значит, противовес был?
– Нет, дырка сзаду! Чтобы за борт груз выпал! – Похоже, “адмирал Дрейк начал дозревать до аргументации типа “сам дурак” – Что ты дурь-то всякую...
– А что может стать противовесом, если дружина ладью княжьей власти на один борт кренит?
– Э?..
– Наша тысяча. – Негромко, но очень весомо и неожиданно для собеседников вставил Треска. – Которая из сотен слагаться будет.
“Сэр, вы это слышали? НАША! Ай, да мэтр Треска! То-то он род оседлал – политику сдержек и противовесов на интуитивном уровне сечет!”.
– И этот туда же! – Семен шлепнул ладонью по доскам кормового настила. Нам только и дела, что княжьи заботы разбирать, дырка сзаду! Своих собственных нам мало уже! Вы каким местом думаете-то?..
– Да уж, вестимо, не тем, в котором дырка! – не дал Семену договорить Мишка. – А чем мы, по-твоему, сейчас занимаемся? Набег на Туровские земли обтиваем! Как раз то, что должен был бы сам князь с дружиной делать. Но он же с братьями в Степь ушел.
– Ну и что?
Семен Дырка, несомненно, уже все понял и сопротивлялся только из упрямства, а может быть, просто хотел, изображая горячность, выжать из Мишки побольше информации, но разговор-то велся не только для него, но и для Трески, хотя и тот, тоже, надо понимать, прекрасно видел, к чему клонят Мишка и Егор.
– Ну и то! – немного повысил голос Мишка. – Коли дружина спросит Вячеслава Владимировича Туровского: “Кто ты без нас?”, он может смело отвечать: “Князь!”, ибо есть у него, кроме служилой дружины, земская – от земли Погорынской. Нет! – Мишка выставил ладонь в сторону собравшегося что-то сказать Семена. – Не ополчение, его-то князь и без нас поднять может, а именно дружина. Кованая рать, ни умением, ни оружием, ни доспехом, служилой дружине не уступающая. Да еще пешцы. – Мишка ткнул указательным пальцем в сторону Трески. – В ополчении, конечно, тоже пешцы будут, но выучкой-то и оружием похуже, ибо у нас-то пешая ДРУЖИНА будет, а не ополченцы. Да еще и ладейная рать. – Указательный палец уставился на Семена Дырку. – А с этим у князя Вячеслава и вовсе кисло – нету у него ладейной рати, на купеческих ладьях дружину возит, если нужда приходит.
Насчет последнего пункта Мишка вовсе не был уверен в своей правоте, но собеседники-то были информированы
– Ну, а коли есть у князя противовес дружине, власть его этим только укрепляется. Сразу же слабеют руки, которые его, то и дело, за полы хватают и свободно шагать не дают, ибо появилась этим рукам замена.
– Вот так-то, други любезные. – Егор пристально глянул поочередно на Семена и Треску. – И обижать нас, в таком разе, князь своим людям не даст – нужны мы ему. Любовь и согласие с нами князю требуются. Одна беда – с чего ему быть уверенным в нашей верности? А ну, как вознамеримся ему “путь указать”? Одно дело – сейчас мы Туровские земли защитим, а другое дело – как бы не сказали “Без тебя отбились, так зачем ты нам?”.
– И что? – Вот теперь в голосе Семена зазвучала искренняя заинтересованность, а не желание раззадорить собеседника. – Как князя в том уверить?
– Да очень просто! – Егор ухмыльнулся и пожал плечами. – Показать, что воевода Корней Агеич держит тысячу Погорынскую под своей рукой твердо – без своевольства и пререканий. Воевода, который князем Вячеславом обласкан и златой гривной пожалован. Мол, ныне мы ту гривну отработали – земли твои от напасти защитили, а будешь с нами и далее по-доброму, отслужим не единожды и сторицей.
“Ничего себе! “Без своевольства и пререканий!”. И это звучит из уст сочувствовавшего бунтовщикам десятника, которому лорд Корней полбороды секирой отмахнул! Блин, что с людьми карьерные перспективы делают!”.
– Так что, думали мы посмотреть, получатся ли у нас две сотни для Погорынской тысячи – Огневская и... – Егор вопросительно глянул на Треску.
– Уньцевская! – отозвался на невысказанный вопрос дрегович.
– Да, Огневская и Уньцевская. Но, не выходит... пока. Сказать воеводе с уверенностью, мы ничего не можем, а коли нет уверенности... так и вовсе ничего нет. Вот так.
– Это почему же? – возмутился Семен. – Да что вы знаете, чтобы так вот судить?
– Знаем, Семен Варсонофьич, знаем. – отозвался Мишка. – Кабы не знали, не стоять бы сейчас Ратному на своем месте, да и вообще не быть. Ты не подумай чего плохого, мы к тебе со всем уважением. Ты и ладейщик изрядный, и не робкого десятка – не смылся же от Пинска на первой же ладье, до конца там был. Да и в бою себя выказал, хоть и ранен был... но мало этого. Не обижайся, но мало.
– Чего ж вам еще-то? Ну, я прям не знаю... дырка сзаду! Ты что, смеешься?
Ответить было что. Мишка собрался процитировать Великую волхву – об умении сохранять достоинство в любых обстоятельствах, привести в пример Треску – в трудный час принял на себя ответственность за род, не торгуясь и не спрашивая, какая ему от этого выгода... да много еще можно было бы сказать. Мишка уже набрал в грудь воздуха, но с берега вдруг донесся крик Роськи:
– Минька!!! Ми-и-инь!!! Митька нашелся!!!
Вот тут его не смог бы удержать на месте не только предостерегающий взгляд Егора, но даже и попытка все троих собеседников хватать руками. Мишка сиганул на берег прямо с кормового помоста, упал, не удержавшись на ногах, поднялся и кинулся навстречу крестнику, продолжавшему орать, словно находился на другом берегу Припяти: