Красно-розовый город
Шрифт:
Ариадна побледнела и кивнула.
– Моцарт! – прошептала она.
– Мы здесь обходимся без особых церемоний, – сказал он. – Я думаю, ты подружишься с ним. А вон старый Н'бана, мой любимый шаман; Али Аль-Иза – он был когда-то работорговцем, а вон та женщина была жрицей Солнца…
Они миновали Ювелирную, Фермерский рынок и Угол Поэтов, и наконец толпа начала редеть. Они доехали до Больничной – здесь дорога кончалась, и они все выбрались из повозки, смеясь и благодаря Киллера за славную поездку.
Они стояли высоко над городом, а перед ними лежал последний подъем на гору, и Джерри показал ей на низкое, светлое здание Больницы.
– Собственно, она никому не нужна, если не считать нескольких безумцев вроде Киллера – у него тут вообще постоянное место, но исцеление – дело нескольких дней, здесь, так близко к Оракулу и средоточию магии. Здесь и докторов-то нет, только очаровательная пожилая пара, ухаживающая за пациентами.
Ариадна глубоко вдохнула ароматный воздух. Легкий ветер шевелил ее медовые волосы, вспыхивавшие на солнце.
– А теперь мы пойдем к Оракулу?
– Да… – откликнулся он. – Немного позже.
Свен взялся за вожжи и развернул повозку. Меранцы пожелали им удачи и потянулись с холма вслед за поскрипывающей повозкой, оставив на площадке Джерри, Киллера и четверых спасенных смертных. Киллер стоял в позе вернувшегося героя, сжимая в руке жезл; вид у него был при этом не очень убедительный. Джерри держал в руках свои шлем из кабаньих клыков.
Гиллис пребывал в неожиданно хорошем настроении, хотя казался здесь в своем изорванном костюме и сбившемся набок галстуке абсолютно чужим. Мейзи одной рукой цеплялась за мужа, а другой придерживала огромный ворох брюк и свитеров. Лицо у нее казалось расстроенным. Карло сутулился больше обыкновения, но переодеваться в свою обычную одежду не спешил.
– Ну что ж, пошли, побеседуем с вашим Оракулом! – возгласил Гиллис. – Мне кажется, я заслужил объяснений и извинений, а от вас я их вряд ли получу.
Джерри первым шагнул на лестницу. Ариадна взяла его за руку и с любопытством посмотрела на него.
– Ты не очень рвешься туда, правда? – спросила она.
Будь честным…
– Нет, Визит к Оракулу может оказаться тяжелым испытанием, – признался он. – А я наделал ошибок.
Они поднимались по пологой лестнице все выше и наконец вышли на широкую площадку на самой верхней точке Меры. В центре ее возвышалась каменная платформа, на которой стояло высокое кольцо из розовых гранитных блоков на таких же столбах – Стоунхендж. Внутри была пустота. Ариадна, как он подозревал, видела полированные колонны, Мейзи – красный кирпичный собор…
– Давайте я сначала покажу вам вид отсюда, – предложил он. – Люди часто приходят сюда посидеть, полюбоваться пейзажем, поболтать, и, если Оракул хочет передать кому-то послание, он пользуется их услугами.
Рядом и правда сидели человек двенадцать: кто – на скамьях, кто – на низкой каменной балюстраде. Они вежливо кивнули, не вмешиваясь: четверо из вновь прибывших – явно были здесь новичками, а если в Мере и есть избыток чего-либо – так это хороших манер. Если не считать нескольких дикарей вроде Киллера, конечно.
Перед ними раскинулся весь город и сельская местность за стенами.
– Вон Северные ворота, через которые мы въехали. – За ними зеленел луг, на котором Киллер бился с Минотавром, но это все знали и так, а за лугом начинались зеленые холмы, замыкавшие перспективу. Небо над северной частью было затянуто темными тучами – так и полагалось.
Джерри еще раз показал им Концертную площадь, и несколько улочек, ведущих на запад, и панораму лесистых холмов, освещенных солнцем.
– Любишь ловить рыбу? – спросил он у Ариадны. – Или ходить на каноэ? В колледже я считался неплохим гребцом.
Она улыбнулась, погладила его по руке и промолчала.
Они переместились вдоль балюстрады и смотрели теперь на юг – там пейзаж казался совсем весенним: цветущие сады и чернеющие пашни. Приглядевшись, можно было увидеть пахарей, идущих за упряжками волов.
– Значит, у вас есть крестьяне? – спросил Гиллис. – Крестьяне, которые кормят хозяев – горожан?
– У нас есть крестьяне, – кивнул Джерри, – которые сами хотят быть крестьянами. Они работают или не работают – как им захочется, как и все в Мере. Они живут за городом потому, что так им больше нравится. Здесь все ведут тот образ жизни, который им нравится, так как это придает их жизни смысл. Ремесленники любят мастерить, повара – готовить, крестьяне – взращивать. В Мере нет господ и слуг.
Потом он показал им Бальную площадь и начало Тропы Рыболова – они перешли уже на восточную сторону, и там до горизонта простиралась сияющая морская гладь. Они смотрели вниз на маленькую гавань с гранитным молом и точечками людей, разгружавших улов с рыболовных баркасов. В гавань медленно входил под всеми парусами небольшой барк, а у причала разгружала трюм арабская доу; на таком расстоянии арабы в полосатых халатах были почти неотличимы от помогавших им жителей Меры.
– Значит, из города ведут четыре дороги, – спросил Гиллис. – Так вы сказали?
Джерри кивнул.
– Трое ворот и гавань. Северные – к опасности и к долгу, западные – к приключениям и забавам, южные – в поля. На восток ведет море.
– И куда оно ведет?
Он крепче обнял Ариадну.
– Оно ведет отсюда. Навсегда. Если вы хотите вернуться в реальный мир, Грэм, и вы, Мейзи, вы покинете Меру на борту корабля. И никогда не сможете вернуться. Это все, что мне известно.
– Я признаю, мистер Говард, что это очень красивое место, – сказала Мейзи, собравшись с духом, как всегда, когда заговаривала о своей вере, – но я не хочу оставаться здесь. Я боюсь, что это происки Дьявола.
Джерри облокотился на парапет и печально кивнул.
– Вот и отец Юлиус утверждает, что, оставшись в Мере, вы теряете свою бессмертную душу. Он здесь уже несколько сот лет и все пытается убедить нас в том, что наш долг – вернуться в мир и покаяться.
Она вспыхнула.
– Вы не говорили этого раньше! А как же с его собственной душой?
– Он говорит, что его долг – наставлять нас, – улыбнулся Джерри. – Я полагаю, он надеется, что покинет Меру последним. Он добрый и славный старик, и мы все нежно любим его, но его мысли запутанны, как клубок угрей.