Красное бикини и черные чулки
Шрифт:
Честь и хвала следователю Кошмарову, ибо на этот раз он не стал отделываться сомнительными ссылками на тайну следствия, что, однако, окончательной ясности не внесло. Вернее, внесло, но не сразу.
— Убили? Убили Сергея Михайловича Штанько.
Штанько, Штанько… Сергей Михайлович Штанько… Я в авральном порядке мобилизовала резервы собственной памяти и пришла к выводу, что это имя мне ровным счетом ничего не говорит.
— А кто это? — поинтересовалась я у Кошмарова, ни секундочки не кривя душой, что бы он там ни думал.
— Странно,
Ну вот, опять двадцать пять! Людмила Прокофьевна какая-то! Хотя… Да это он, наверное, Козу имеет в виду, как я сразу не сообразила! А муж Козы — личный водитель Вице, а также его бойфренд, а также… Всадник без головы с исторического снимка на фоне ковра с морскими коньками!
Кошмаров все еще смотрел на меня с каким-то хитрым, не предвещающим ничего хорошего прищуром, словно пытался разглядеть мою тайную, насквозь фальшивую суть, и я, я… Ну да, я растерялась, причем самым позорным образом. А кто бы на моем месте не растерялся, два шага вперед!
— Но я действительно его не знала. Я даже ни разу его не видела, — малодушно оправдывалась я, — если не считать той фотографии. На там он без головы был… То есть с головой, но не своей… Ну, вы же в курсе… Я и Ко… жену его до того не знала. И в квартире у нее, можно сказать, случайно оказалась. Ну почти случайно…
— Ну да, почти, — снисходительно согласился Кошмаров. — Только запомните на будущее, уважаемая Марина Владимировна, в таких делах ничего случайного не бывает. Все закономерное. А всякая самодеятельность очень и очень чревата.
А вот это уже выволочка, к тому же по всей форме. Дескать, не в свои сани не садись. Или всяк сверчок знай свой шесток. Или не лезь поперед батьки в пекло. Кому что больше нравится. А на мой вкус, так ни одна из этих формулировок не годится. По крайней мере в данном конкретном случае. Несогласная я рисковать своей шкурой и получать за это нахлобучку вместо благодарности.
А Кошмаров, словно назло мне, озарился казенной улыбочкой:
— Да вы идите, идите, Марина Владимировна. Сегодня у меня больше нет к вам вопросов. И… Жанну Аркадьевну позвать не забудьте.
Еще и пальцами небрежно так щелкнул, чем разъярил меня окончательно.
— Вот и славно, вот и хорошо. — Я отклеилась от двери и раскованной походкой вернулась на прежнее место. — У вас вопросов ко мне нет, а у меня к вам — предостаточно.
— Что-о? — Кошмаров чуть со стула не свалился.
А я нарочно достала из сумки ручку и старый замурзанный блокнот:
— Вопрос первый. Почему так случилось, что не вы, следователь прокуратуры, а мы с небезызвестной вам Жанной Аркадьевной додумались обойти магазины, в которых среди прочего торгуют и красным бельем? Вопрос второй. Почему…
К глубокому
— Гр-р… Бр-р… Др-р… Хр-р… Дык… Дык… Да как!.. Да что!.. Что вы себе позволяете?!
Ну нет, подумала я, хочешь не хочешь, а ты меня выслушаешь, и заорала так, что у самой уши заложило:
— А не надо, не надо меня пугать! Не надо! И крайней себя назначать я тоже не позволю! Если Вице и его горгона — неприкасаемые, то это ваши проблемы, а не мои! Не смейте обращаться со мной, как, как… Как со вспомогательным материалом!
Я остановилась на мгновение, чтобы хватануть воздуху, увидела разъяренную физиономию Кошмарова, зажмурилась от страха и понеслась дальше:
— Вы же знаете, кто убил этого, ну мужа секретарши Ветлугина! Да мадам Ветлугина его и укокошила из опасений за карьеру супруга. И к секретарше она затем же явилась — чтобы убрать лишнего свидетеля его грехопадения, к тому же промышляющего шантажом. Я вам больше скажу — она же, скорее всего, и Ольгу Пахомову порешила. И по той же причине. Ольга наверняка все про Ветлугина знала, потому что ездила с ним в Голландию в составе городской делегации по обмену передовым опытом.
У меня на языке уже вертелись комментарии по поводу привезенного из Голландии «передового опыта», но Кошмаров с досады, что ему так и не удалось меня переорать, самым бесцеремонным образом вытолкал меня за дверь. И все равно в душе я чувствовала себя победительницей. И в Жанкины объятия рухнула вся исполненная торжества.
— О-он бил тебя? — пролепетала Жанка дрожащим голосом. — Пытал, что ли?
— Ага, иголки под ногти загонял, — лучезарно улыбнулась я, — но я ему ни слова не сказала. — И подтолкнула ее к двери. — Ну иди, иди, он тебя ждет.
Теперь уже я маялась в коридоре в ожидании Жанки. Ну не могла я уйти, не узнав, чем все кончится. Жанка отсутствовала минут сорок — Кошмаров пытал ее не так долго, как меня, — но и за это время я успела все ногти до мяса обкусать. Уж не знаю, что бы я себе еще отгрызла, не явись Жанка. А она нарисовалась в дверном проеме кошмаровской пыточной неожиданно довольная и, не побоюсь этого слова, счастливая.
— Ты что? — спросила я ее громким шепотом.
— Маринка! Мариночка! — взвизгнула Жанка и бросилась мне на шею. — Он сказал, что… Сказал, что, возможно, он выпустит Порфирия! Завтра!
Да и хрен бы с ним, с этим Порфирием. Если на то пошло, он заботит меня гораздо меньше, чем Усама бен Ладен. Особенно после того, что я наслушалась в кабинете Кошмарова.
— Ну выпустит и выпустит. — Я с трудом увернулась от Жанкиных объятий и, вцепившись в рукав ее кацавейки, потащила к выходу. — Лучше скажи, о чем он тебя спрашивал?