Красное колесо. Узел 3. Март Семнадцатого. Книга 2. Том 6
Шрифт:
И тут Бубликову открылась искомая гениально простая идея! – именно только железнодорожнику она и могла открыться. Пассивная крестьянско-мещанская Россия и не имеет никакого значения, активная же Россия вся стянута к нервам железных дорог, это государство в государстве. Все железные дороги – до Владивостока, до Туркестана, имеют единую телеграфную связь, самую живую, а центр её – в министерстве путей сообщения. Эта связь, как хорошо знал Бубликов, совершенно не зависит от сети министерства внутренних дел, нигде с ней не сливается и повсюду обслуживается вольномыслящими телеграфистами.
И он бросился искать – не Керенского, не Чхеидзе – а сразу главного, Родзянку. Нашёл его тушу, бродящую в окружении разных искателей, пытался привлечь его внимание, отвести конфиденциально, даже начинал говорить, – но тот не внял и рассеянно закруживался дальше.
Тогда Бубликов подстерёг его на возврате с речи перед полком, дышащего кузнечной грудью. И тут вклинил ему в голову мысль о захвате министерства – но великан даже испугался, зазяб огромными плечами, – да он совсем не понимал, что вообще н а д о б р а т ь в л а с т ь! – а не ждать пассивно, как придут на нас царские войска. Родзянко всё ещё дышал законопослушностью. Бубликов стоял перед ним, вид среднего буржуа с холёной наружностью, только ртутной подвижностью и отличавшийся, – но этой подвижности не мог ему передать. И – плавно утёк Родзянко.
Но чёрт возьми! – но от кого ж другого получить разрешение действовать? Рискнуть – совсем без разрешения? Это было бы в духе Бубликова. Но – в нужный момент может не хватить опоры.
А между тем, слоняясь по Таврическому меж густящегося множества незанятых людей, Бубликов присматривался, понимая, что тут-то и сошлись все нужные ему исполнители и помощники, авантюристы, только требуется их разглядеть, позвать и стянуть вокруг себя. И он – разговорялся с одним, другим. Из первых таких пригляделся ему симпатичный и услужливый гусарский ротмистр с пышными светлыми усами. Был он один, без своих гусаров, явно свободен, явно искал встреч и разговоров и охотно всем улыбался.
– А не хотели бы вы поучаствовать в революционной операции? – спросил его Бубликов в одну из встреч в толчее.
– К вашим услугам, ротмистр Сосновский! – с весёлой готовностью отозвался тот.
Затем нашёлся свободный молодой солдат с интеллигентным, но решительным лицом – Рулевский, бывший польский социалист, а теперь социал-демократ-циммервальдист, счетовод службы сборов Северо-Западных железных дорог. Отлично! Он – тоже готов. Ещё нашёлся лохмато-кучерявый Эдуард Шмускес, то ли студент, то ли бывший, тоже искал себе горячего революционного занятия.
Силы революции складывались сами! Они томились, рвались – надо было уметь их направить!
Всё более решаясь, Бубликов раздобыл лист бумаги, перо и, примостясь в какой-то комнате, отчётливым почерком написал себе полномочия от Комитета Государственной Думы на занятие министерства путей сообщения. С этим листом пошёл искать Родзянку, нашёл, всё так же в движении, проталкивании через толпу с кем-то и куда-то, и так же в движении продолжал его уговаривать, что нельзя ничего не предпринять для защиты свободы. Родзянко рассеянно удивился: «Ну, если это так необходимо, то пойдите и займите». Оттого ли, что
Но Бубликов тут же подал ему и энергичное воззвание, тоже уже написанное им и которое он собирался распускать по телеграфу. Начиналось с того, что «я сего числа занял министерство путей сообщения и объявляю следующий приказ Председателя Государственной Думы». Итак, Родзянко читал свой собственный, ему самому ещё не известный приказ. «Старая власть, создавшая разруху всех отраслей государственного управления, – пала!»
Тут Родзянко удивился:
– Так нельзя выражаться. Старая власть ещё…
Как? Он не понимал, что власть уже пала? Он не понимал? Кто же тогда? Поди с ними делай революцию!
А если и не пала – так надо ж её подтолкнуть.
– Но именно так надо написать! – живо настаивал Бубликов, всей своей революционной жилой чувствуя: пала! Сразу впечатление. И – падёт!
– Нет-нет, – бурчал Родзянко. – Как-нибудь осторожней.
– Хорошо: старая власть оказалась безсильной?
Согласился.
И ещё получил у Родзянки разрешение взять на экспедицию два грузовика – автомобили и солдаты скоплялись перед Думой в её распоряжение.
Сосновский и Шмускес бросились собирать команду, охотников набралось больше полусотни, примкнули и два прапорщика. А сам Бубликов с бумагами в кармане и без оружия вышел счастливым революционным шагом. Необычайная минута жизни! К двум грузовикам охотно увязался ещё и третий, тут же Бубликов прибрал себе бездействующий пассажирский мотор, ничьего разрешения и не требовалось. У всех солдат винтовки наискось за спинами, штыками вверх, так что, влезая в кузов, едва не кололи друг друга. Кажется, были и пьяные.
Покатили на Фонтанку и к Вознесенскому проспекту.
Оставляемый позади роящийся Таврический был только видимость. А действие вот оно: никому не известный Александр Бубликов идёт брать в собственные дерзкие руки нервный узел Империи!
А что за разгульный вид был у взбудораженных улиц! Местами пусто и стрельба, местами толпы, то кучка солдат или рабочих, спешат куда-то с винтовками уже наперевес, то едет санитарный автомобиль с ранеными и сёстрами, то громят лавку, то ведут арестованных офицеров, то такие же грузовики, как и в бубликовской колонне, и при встрече салютуют выстрелами.
Доехали до министерства – солдаты высыпались из кузовов, Шмускес и прапорщики расставляли парных часовых у ворот, у главного входа, у запасных, а Сосновский и Рулевский по правую и левую руку стремительного Бубликова, отчаянного при своей благообразной внешности, и во главе ещё двух дюжин солдат, – ринулись внутрь. Бубликов не раз тут бывал, расположение знал и указывал, где надо ставить посты – на пересечении коридоров, к узлу телеграфа, к кабинетам министра, товарищей министра, – а в кабинет начальника управления железных дорог собирать всех старших чинов ведомства.