Красное колесо. Узел I. Август Четырнадцатого
Шрифт:
Помещикам всюду запрещают вывозить свой хлеб и рубить свой лес. На хуторе наследников Ульяновых под Арзамасом крестьяне выгнали управляющего, сняли рабочих, воспретили вообще сеять. В Касимовском уезде Рязанской губ. у Мансурова разгромили сад-питомник, а помещика Павлова арестовали.
В глухой части Бежецкого уезда Тверской губ. – погромы имений, власти боятся туда и ехать.
А в Лукоянском уезде Нижегородской губ. наоборот, в имение Философова вернули всё захваченное: хлеб, овёс и лошадей, пусть сеет.
В подхарьковском имении
В усадьбу явились описывать всё имущество, понятые – из своих крестьян. Всегда были в добрых отношениях, и теперь им неловко: «Вы уж извините, мы по закону». Не знали, как описывать библиотеку, хозяйка посоветовала им обмерить аршинами шкафы и полки. (И поэтому позже смогла все книги переправить в Харьков.)
В Костюковичах Чериковского уезда Могилёвской губ. крестьяне не дают землевладельцам засевать поля и травят луга. Помещик Масальский засеял половину ярового – они послали донос в губернию, что он хранит пулемёты и стреляет из них. Явился солдат Гликен с комиссарскими полномочиями и толпой крестьян и начальник уездной милиции Яскольд, произвели повальный обыск имения, разыскивая пулемёт даже в колыбели новорожденного, отобрали три охотничьих винтовки. Гликен заявил, что крестьяне имеют право хоть уничтожить семью помещика и не оставить камня на камне от здания.
Захватывают помещичьи земли и в Самарском уезде. И плуги, бороны, лошадей. Или травят крестьянским скотом всходы помещичьей люцерны. Всё это – неторопливо, спокойно.
– Вот с работой кончим – и лошадок вернём, и сбруя никуда не денется, ежели не станешь булгачиться.
– Да ведь земля – моя? лошади – мои?
– Была твоя, а теперь – Божья, мирская. Вы своё получили, и нам пришла пора.
Немало случаев, что два села спорят об одной и той же помещичьей земле: кому пахать? И скоро возить навоз на поля под озимые – куда возить? Рядом – господская земля, но и Хрущёво на неё метит, и Рылово, – а с той стороны Монаенки, село агромадное, всех нас сметёт.
В Ранненбургском уезде из-за раздела захваченных земель перессорились все волости, деревни и общества.
В дер. Чигасове мир вынес приговор: засеять господскую землю. Лошадники кинулись захватывать, но безлошадные и солдатки им наперекор: не пустим! и будем рубить гужи, ежели сперва не вспашете наши полосы.
В Троицкой слободе Таганрогского округа, где живёт 10 тысяч человек, собрался неполный сход в 300 домохозяев и решил: купить за полцены мельницу односельчанина Колесниченко. Тут же выгнали хозяина и поставили печати, в случае упорства мельника решено его арестовать. Он бежал в Таганрог.
Весь Юг перестал сдавать скот для армии: прежних заготовителей никто не слушает, а новых нету.
И много столкновений общинников с отрубниками. В Ольгинской волости Саратовской губ. отобрали у отрубников всю землю. В Корсунском уезде на сельских сходах вынудили отказаться от своих земель всех столыпинских хуторян и всех купивших землю в вечное владение. В селе Петропавловском Сарапульского уезда на сельском сходе общинники постановили захватить 153
В Козловском уезде Тамбовской губ. отбирают у отрубников скот. На хуторе Кочергина от неизвестной причины сгорел дом и все надворные постройки, в огне погибли пленный австриец, лошадь и корова. В Заворожской слободе сгорело три риги.
И так бывает: у солдатки-отрубницы с кучей детей мужики отбирают землю. Потом является к ней в дом сосед, заберёт пилу, другой раз топор, и ещё насмехается.
Повсюду волостные комитеты не допускают лесных заготовок – настолько, что даже на топку не дают помещикам из их же леса. Крестьяне отказываются работать для казённых заготовок, не допускают и пришлых рабочих: эти леса скоро будут наши! – В Смоленской губернии не допустили поставщика для железной дороги. Он совал им документы, и бумагу от комиссара, потом и привозил солдат из гарнизона объяснять, – на всё ему: «Лес будет наш, а ты режь в другом месте».
В Самарской губернии крестьяне удалили лесную стражу – и начались лесные пожары.
В с. Луках Рогачёвского уезда в ночь на 21 апреля топором убили престарелого священника Стратоновича, его дочь и учительницу-квартирантку. Дом ограблен.
В с. Рассказове близ Тамбова три беглых солдата убили семью священника Миловидова и ограбили дом.
В с. Медведево Семёновского уезда приехала лекторша от земства. Произнесла несколько фраз – бабы подняли шум:
– Ты от Републики приехала! Это она отняла у нас батюшку-царя и напустила голод. А поглядимте-ка, есть ли на ней крест!?
И кинулись на неё. Заступился один мужичок – и лекторша вместе с учительницей убежали, заперлись в школе. Потом она уехала украдкой.
В станице Александровской среди дня был дан тревожный набат. Пожара не было. Станичники собрались к правлению. Атаман Сидский призвал население уничтожить молодые станичные сады. На призыв отозвалось около 30 станичников без кола и двора – под предводительством атамана кинулись ломать и сжигать изгороди, выдёргивать молодые саженцы с корнями, а 5-летние деревья ломать. Потом стали уничтожать и старые сады, и овощи в огородах, грозя самосудом, кто будет препятствовать. Владелица столетнего сада с отчаянья бросилась в колодец.
ДОКУМЕНТЫ – 20
27 апреля
ГЕРМАНСКОЕ М.И.Д. – ПОСЛУ РОМБЕРГУ, БЕРН
Срочно
Отход специального поезда – в воскресенье 30-го. Условия те же. О еде позаботятся. Просьба сообщить, должно ли государство взять на себя часть издержек за проезд.
…Через соответствующего посредника просьба побудить возвращающихся русских эмигрантов требовать от русского правительства опубликования военно-политических соглашений, заключенных старым режимом с Францией и Англией перед войной.