Красное колесо. Узел II. Октябрь Шестнадцатого
Шрифт:
И сегодня Якубович и Туманов пошли утром, и так сработали, всё правильно. И Исполком был впечатлён.
Да даже лишние, может быть, предосторожности: с каждым часом Керенский видел, что нет ему реальных соперников, дорога открыта. Поливанов? Маниковский? – нет, им сегодня не пройти, их карьера отслужена.
Колотилось сердце от невиданной ответственности, но и предвидения невиданных побед! Вот тут и послужит воззвание ИК к солдатам – армия возродится, укрепится, и мы ещё повторим сказку французской революционной армии!
От одного, другого своего заместителя не скрыл и в министерстве, что скоро от них уйдёт. Пусть, слухи тоже работают.
Даже б'oльшая забота теперь была – не как приобрести пост, но чтоб Исполком вообще не сорвал коалиции.
Однако в министерстве юстиции вцепились свои дела: проклятые эти эпизоды с анархистами. Приехал Переверзев и докладывает. Из-за дома Лейхтенбергского долго спорили с коломенским комиссариатом. Комиссар милиции большевик Харитонов не пускал внутрь представителей судебной власти, и даже герцогского управляющего, ссылаясь на слово, данное анархистам, а внутри дома, мол, всё в порядке, он знает. Наконец, после многих часов препирательств, вошли – и обнаружили всё разорение. Возвратившийся герцог оценивает убытки не меньше как в полмиллиона. Бриллиантовые кольца, коллекции табакерок, портсигаров – всё исчезло. И много буфетного серебра увезли. Уж не тащили в автомобиль тяжёлого серебряного сундука, но не упустили сорвать с него золотые монограммы. Похищены дорогие изделия мастеров 1812 года. На вскрытии несгораемых шкафов – работали профессиональные воры, и сейчас уголовная милиция уже знает личности троих, но задержать их не решается без специальных полномочий, опасаясь анархистов.
И – отказываются анархисты выезжать из дачи Дурново. И захватили особняк за Невской заставой у лакового завода, повсюду натыкали чёрные флаги, – и администрация безсильна их выселить.
О, дьявол, какая нудная, скандальная и, главное, несвоевременная история! Сейчас, когда взвешиваются судьбы государства, – только и разбирать эти базарные эпизоды и пятнать себе имя.
Хорошо, пусть пока, на несколько дней, всё останется так. Арестовывать – никого не надо… Мы (вы) уже и так наделали довольно ошибок с расследованием событий 21 апреля.
И ещё же событие в министерстве юстиции: старшему курьеру – 25 лет службы, и министр обещал быть. Собрали всех курьеров, Керенский вышел в сопровождении своих заместителей, произнёс речь. Ещё один курьер – ответную речь.
И – ринулся на квартиру к князю Львову, где уже давно заседали министры. По грозности дня – оставили Мариинский дворец пустовать, отменили рядовые заседания, там покою не дадут военные делегации, текущие дела, – заседали тут приватно.
Но и сюда добрались: звонили князю служащие из дворца. Именно почему-то сегодня, как назло, явилась в Мариинский дворец группа ремонтных рабочих и заявила, что, по давнему распоряжению Исполнительного Комитета, во всех ведомствах, и в Мариинском дворце тоже, должны быть сняты портреты всех царей романовской династии. Князь Львов сперва расстроился, пытался по телефону остановить, он никогда не слышал о таком распоряжении, и почему именно сегодня, и при чём тут Пётр и Екатерина? Но старший рабочий настаивал – а тут явился Керенский и даже взорвался: о чём вы препираетесь, как не стыдно? Нам надо Россию спасать, а не эту рухлядь!
И – заседало правительство тут, а там – огромные золочёные рамы составляли пустыми в коридорах, а портреты уносили прочь.
Тут – второй день оспаривали и шлифовали ответное заявление правительства по поводу самовольного выхода Гучкова. Многое уже смягчили. Керенский бы не стал смягчать, но это – уже и не принципиально, всё время у всех – не тот масштаб. Правительство напоминало населению, что его Обращение 26 апреля – государство в опасности и напрячь все живые силы страны – было принято в полном согласии с Гучковым. Но, не ожидая разрешения поставленных там вопросов, Гучков через три дня признал для себя возможным единоличный выход из правительства – и сложил с себя ответственность за судьбы России. Однако Временное правительство, по долгу совести, не считает себя вправе сложить бремя власти и остаётся на своём посту. Оно верит, что с привлечением к ответственной государственной работе новых представителей демократии – восстановится единство и полнота власти.
Вот именно. Министры – ничего не могли решить. (Да все – калеки, кроме Терещенки и Некрасова.) Из Москвы вернулся Мануйлов – ничем не помог. К восьми вечера ожидали Милюкова и Шингарёва из Ставки.
Ключ к проблеме ложился всё равно в руки Керенского. Оставил их заседать – и помчался к началу заседания ИК. Товарищ председателя Совета, два месяца Керенский игнорировал Исполком, если появлялся в Таврическом – то миновал их комнаты. А теперь вот – прямо к ним, со всем эффектом и всем весом.
С большим рыжим кожаным портфелем (серебряная накладка с гравированной дарственной надписью). Ни в прямом, ни в переносном смысле у членов ИК не было сравнимого портфеля. И Керенский положил его на стол как неопровержимый аргумент. И нервно щёлкал замками во время своего доклада.
Он – именно доклад сделал им, и обстоятельный. Что и сколько помнил (не готовился) о делах военных, морских, продовольственных, финансовых, промышленных, транспортных. Наш государственный долг – 40 миллиардов, одних процентов в год мы должны платить 2 с половиной миллиарда. Всё дальше падает наш рубль в Финляндии, и уже стал падать в Дании. Надо решаться на обложение военной прибыли, сверхприбылей. Подписка на заём, несмотря на всю шумиху, дала очень скромные результаты. Да возможно придётся эвакуировать петроградские заводы на Юг. Сырья и топлива настолько остро не хватает – нет другого выхода, как государственное вмешательство в частные торгово-промышленные отношения. Нужен государственный контроль, какого до сих пор не бывало. Уже объявили кожевенную монополию, угольную. Растут конфликты в промышленности – необходимо министерство труда. Из-за роста заработной платы – на миллиарды удорожается производство. Расстраиваются и водные пути от конфликтов о рабочем дне, о расценках. О солдатском самоуправстве на железных дорогах – вы знаете все. Железнодорожные тарифы приходится повысить на 200 %. Обещанных американских паровозов мы в этом году на рельсы не поставим.
Да всё они знали – о недорубе лесов, о недосеве полей, непривозе деревней хлеба, пустых продовольственных складах. А – захваты земель? А какая чехарда в местной администрации – если только ещё начать о ведомстве внутренних дел? У правительственных комиссаров – самое неопределённое положение. Везде – самовольства, самосуды.
(Он – пугал их, но не пугался сам нисколько. Он знал, что теперь – всё преодолимо, только надо вызвать энтузиазм масс, только надо уметь обратиться к народу. А в чём-то проявить, наконец, и твёрдость.)
Да он знал, что убеждать-то ему надо почти только меньшевиков, потому – экономикой. А свои трудовики – давно убеждены, и эсеры всё более. А большевиков – и пустое убеждать.
Правительство – уже не работает, оно только обсуждает своё положение. Гучков ушёл как с гибнущего корабля. На очереди – уход других министров, может быть Милюкова и Шингарёва. Возможен уход Главнокомандующих, это – паралич армии. Тогда, очевидно, придётся уйти и мне. (Кажется, уже достаточно прорисовалось, что военное министерство больше некому передавать.)
– В такое время, товарищи, не стоит заниматься партийными счётами и разногласиями. Сейчас не о платформах надо говорить, а спасать Россию. Единственное спасение – реорганизация правительства. Мы с вами должны добиться единства революционной власти. И демократия не вправе уклониться.
– А если вместо этого усилить контроль ИК над правительством?
Контроль, и только контроль, не даст выхода из положения. Это значит – всё останется как есть. А нужны новые формы. Призвать к власти доверенные демократические элементы.