Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 2
Шрифт:
Переворот – но сверху? что за белиберда? И – не допустить измены долгу? И – не допускает иного решения?…
– Вот и всё, – заканчивал Клембовский. – И если вы имеете задать вопрос, то я в вашем распоряжении.
– Безболезненно для армии – если только сверху?… – бормотал Эверт, а телеграфист так понял, что это ответ, и выстукивал.
Взять себя в руки! В той же растерянности, непонятливости, но твёрже:
– Найдутся элементы враждебные… а может быть и
Это он – скорее думал, чем говорил, а чёртова машина урывала, уносила слова. Нет, так сразу отвечать нельзя.
– А запрошены ли остальные Главнокомандующие?
– Всем Главнокомандующим сообщено одно и то же.
Ну да, потому что они все заодно: Алексеев. И Рузский. И конечно Брусилов. И конечно Непенин? Их – большинство, и они уже решили? А мы – разрознены? Или я один?
Мелькнуло спасительное: как они запрашивают, так и мне бы дальше? До корпусных?
– Есть ли время сговориться с командующими армиями? Но уже настолько не было времени, но уже настолько некогда думать:
– Время не терпит. Дорога каждая минута. И иного исхода нет. Государь колеблется, единогласные мнения Главнокомандующих могут побудить его принять решение, единственно возможное для спасения России и династии.
Иного исхода нет!?. Решение – единственно возможное!?. И – ни минуты для решения! Пот прошибал под кителем и в волоса. И – ещё гнали, хуже:
– …При задержке решения Родзянко не ручается, всё может кончиться гибельной анархией. Надо также иметь в виду, что царскосельский дворец и августейшая семья охраняются восставшими войсками…
Об армейских командующих – не ответила Ставка.
Но – и от Эверта не могла она требовать рявкнуть «так точно»!
– Больше ничего не имею, – отрезал Эверт.
– Имею честь кланяться, – невидимо улыбался Клембовский.
И остался Эверт – с непроглоченной тушей вопроса, – большею тушей, чем был сам.
И – на самое короткое время.
А – повернуть сейчас несколько дивизий и идти из Минска на Могилёв?… Тут совсем недалеко, завтра можно взять Могилёв.
Но – дальше? Но бунт – в Москве. Но если бы в Могилёве был Государь и сказал бы одобрение, – а как же всё одному? Против – всех?
Спрашивать трёх командующих? Горбатовский, Смирнов, Леш?… Разве что время оттянуть, а что они скажут?
А ответ – немедленно!
И ведь как: для сохранения армии. Для победы над немцами. Для спасения России! для спасения династии!
Однако, Государь колеблется?
Кто это может проверить, вырвать из стеклоглазого Рузского?
Но и: царская семья – в руках мятежников!
Никогда ещё Эверт не бывал обязан такое трудное – решить так быстро. Такое высокое, обширное и в общем не военное – простой армейской головой.
Нет! Позвал Квецинского:
– Запросите Ставку, пусть сообщат, как ответили Рузский и Брусилов.
Совсем ничего не ответить? Но запрос был – как бы от Государя? (Этого не проверить). А на запрос Государя как сметь не ответить?
Но – и что ж он напишет?
Не о своём же смятении. Не о своей же беспомощности. Да, спасение России от порабощения Германией – это на первом месте, так. И спасение династии – да, это понятно. Эверт и принимает все меры, чтоб оберечь армию от всяких сведений о положении в столицах. Но там-то что творится! А на Балтийском море! Это ужас! И это – анархическая банда, не регулярный порядочный противник, против него нет боевого опыта. Эверт не имеет такого опыта. А если – начнёт заражаться и армия?…
Да как можно самостоятельно решиться на военные действия?… Надо поступать как все. Как остальные.
А в дверях вот он и Квецинский:
– Отвечают: и Рузский, и Брусилов – оба согласны с предложенным. Наштаверх просит поспешить с решением.
Опять поспешить, о Боже, куда ещё быстрей!
Поддержать ходатайство, если согласен… А если – не согласен?…
Там, на юге, Сахаров и Колчак, может быть, думают и иначе, но не перепрыгнуть через Брусилова, не послать связного птицей.
Так что, может быть…? Может быть и правда?… Чем-то же надо прекратить беспорядки?
При создавшейся обстановке… не находя иного исхода… измученным умом… исхода, который невозможно вымолвить или написать пером, но вы, Ваше Величество, знаете… понимаете… Безгранично преданный Вашему Величеству верноподданный может только умолять… Во имя спасения родины и династии… Если этот исход – единственный?… И может спасти Россию от анархии?…
И если так ответить – то Его Величество поймёт!
И насколько сразу легче самому! Заодно с остальными.
Да ведь и царские дети в руках мятежников, как же быть?…
Вот так мы попадаем иногда… Сила солому ломит… Написал ли бы Эверт это всё или не написал бы, но пока он мучился и набрасывал, – пришло из Ставки подтверждение ночному своеволию Алексеева:
«Государь император приказал вернуть войска, направленные к Петрограду с Западного фронта, и отменить посылку войск с Юго-Западного».
Вот как! Вот урок! Государь – отнюдь не колебался, значит!
Он сам – вот прекращал борьбу.
Он – знал, что делал.
И Эверту оставалось только…
И насколько легче!…
321
Мгновенный брусиловский ответ положил хорошее начало консилиуму главнокомандующих.
Но дальше – замялось, никто не спешил ответить. Генерал Алексеев волновался. Начавши такой опрос – уже нельзя было растягивать. Если никто больше не ответит – запрос падёт пятном на Алексеева. Единолично – он не смел бы выступить за отречение.