Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 2
Шрифт:
Гучков понимал, что – не пересилил их, не хватило его напора, завяз. Истратился в споре, обезнадёжел.
Слабость своей стороны поражала его. Никогда прежде ему не рисовалось, что с первых же дней он окажется в таком беспомощном переклоне.
Где же в России те люди, которыми стоит великая страна? Великая, великая, а на любое дело начни скликивать – и нет никого. Загадка русского характера!
Пришёл Потапов, звать Гучкова. Сказал: уже все были согласны отменить и «приказ №1» и тем более «№2», лишь бы неконфузно для Совета, – но Нахамкис остался непреклонен и преградил.
Всё же. Всё же надо было ещё торговаться – и что-то взять.
Ну,
(Как будто между тылом и фронтом можно провести чёткую границу…)
Согласимся, если военный министр как можно скорей проведёт новые отношения офицеров и солдат.
Отступать было неизбежно. Вопрос – докуда. Реформировать армию – Гучков же и сам собирался. Распустить комитеты – уже нет сил ни у кого в стране. Теперь задача: нельзя ли их обуздать?
Да. Такой приказ будет составлен. Да, будет представлен Исполнительному Комитету на утверждение. Но – ограничьте же и вы «приказы» №1 и №2.
Наступал малый дух примирения. Выразил и Нахамкис, что они, собственно, и приехали – установить нормальные отношения, а не ссориться. Стало обсуждаться: а нельзя ли распутать это всё единым общим воззванием, чтобы подписано было обеими сторонами?
Смотря что написать.
Совету надо: декларировать о победе над старым режимом. Что к старому режиму возврата не будет.
Это – так и есть. Это – можно, хорошо.
Дальше пусть: рознь между офицерами и солдатами может помешать укреплению свободы.
Это – очень хорошо.
Офицеры, признавшие новый строй России (а других и помыслить нельзя и терпеть нельзя!), пусть проявят уважение к личности солдата-гражданина. А уж если офицеры этот призыв услышат, то приглашаем и солдат: в строю и на службе выполнять воинские обязанности. Вместе с тем Исполнительный Комитет сообщает, что приказы №1 и №2 не относятся к армиям фронта, – для них военный министр обещает быстро разработать правила отношений между солдатами и офицерами.
Разработать, разумеется, в согласии с Исполнительным Комитетом.
Не уволился. Не выгнал. И вот, незаметно, – соглашался с ними.
А может быть – не так уж и плохо? Что-то всё-таки отвоёвано.
Только вот подписывать вместе с Советом – Гучков не мог! Слишком омерзительно.
Подпишут – Потапов от Военной комиссии, Скобелев – от Совета. И можно указать: воззвание составлено по соглашению с военным министром.
«Приказ №3»?…
Испытывал Гучков истощение. Изнеможение. Уныние.
473
Ничто, наверное, не может сравниться с состоянием человека, который всю жизнь томился по своей прирождённой деятельности, а деятельность изнывала без него от обсевших её бездарностей, – и вот наконец они соединились!
Так чувствовал себя Милюков на посту министра иностранных дел – не случайно его заняв. Революция обязана своей победой отнюдь не стихии, но Государственной Думе и Прогрессивному блоку, которые подготовили атмосферу переворота и дали ему свою санкцию. Гневное народное движение долго вели и вывели – Дума и Блок, а их вёл Милюков, – и вот законно вышел на своё новое положение.
Как-то молодеешь сразу на десять лет. Насколько бодрей и уверенней всё видится!
Наконец-то, после стольких лет, да может быть вообще впервые в своей истории, Россия перед просвещённой Европой могла не стыдиться своего высшего дипломатического представителя: он был европейского уровня. Наконец-то было кому достойно и равно объяснить Европе всё происходящее в России и перспективы её. С сердцем, открытым для союзников, преданным и искренним, но и с пониманием глубоким объяснить им этот как бы загадочный, как бы неожиданный взрыв: страна измучилась от неумелого, дурного ведения войны и воспряла против него. Высшее чувство народа и армии – продолжать эту войну до полной победы совместно с верными союзниками!
Приходили первые европейские газеты с откликами на революцию – и Павел Николаевич с большим удовольствием прочитывал долгие колонки восторгов: наконец-то в России у власти стали передовые умы!
Наслаждение вызывала у Павла Николаевича вся плавная респектабельная внутренняя процедура министерства иностранных дел – и не намеревался новый министр менять этот отличный порядок. Менять лиц? Но большинство тут к месту. Есть, конечно, и штюрмеровские ставленники, с этими постепенно разобраться и очистить. (Только не мог Павел Николаевич отказать себе в удовольствии немедленно отчислить нашего посланника в Швейцарии Бибикова, который прошлым летом невежливо обошёлся с лидером Прогрессивного блока, когда тот гостевал в Швейцарии.)
И большое наслаждение испытывал Милюков от общения с послами, особенно с английским и французским, своими давними искренними друзьями. Сэр Джордж Бьюкенен по убеждениям и симпатиям так просто был как член Прогрессивного блока, разделял негодование, как ведутся в России дела, и пожелания реформ. Милюков и другие думские лидеры минувший год частенько посещали английское посольство и чувствовали себя тут вполне по-свойски.
И в эти дни, хотя официальное признание новой России державами несколько задерживалось, тут неизбежна дипломатическая инерция, – встречи с послами приятнейше происходили. Французский посол Палеолог даже приходил в Таврический – требовать декларации верности союзникам. Отдельной декларации? В этом пункте союзники проявили понятное беспокойство, но и может быть маленькую нервную бестактность, с несколько избыточной энергией опережая и настаивая, что мало будет выразить надежду на продолжение военных усилий, надо их гарантировать, и публично повторить о прусском милитаризме, об общности союзных целей, как это делалось при старом правительстве.
– Но вы не представляете, – пытался возражать ему Милюков, – как нам трудно с нашими социалистами. Ведь мы не можем идти с ними на разрыв, иначе будет гражданская война. Француз не представлял и не понимал: их-то социалисты все поддерживали войну.
А сэр Бьюкенен в эти дни не выходил из дому, по простуде, и при устоявшихся личных дружеских отношениях Милюков счёл вполне допустимым вчера самому посетить посла. Бьюкенен откровенно говорил, что есть соображения, замедляющие шаг признания Временного правительства союзниками. Прежде чем сделать этот шаг, британское правительство должно получить уверенность, что новое русское правительство готово продолжать войну до конца и восстановить дисциплину в армии.