Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого
Шрифт:
Нельзя было понять, в каком это смысле: будет ли он голосовать за или против.
Шингарёв на заседании молчал: он был – объект рассмотрения. Но в перерывах, когда расходились по комнатам, Андрей Иванович сжимал голову, нервно ходил из угла в угол:
– Нет, это невозможно! В такую страшную для России минуту как же мы смеем отказываться от ответственности? умыть руки и отойти в сторону? Нет, моя совесть не позволяет мне следовать за Павлом Николаевичем.
Часы шли, солнце уже засвечивало слева по Неве. А всё такой же тревожный сухой ветер ходил по ней. Открывали большие форточки – холодно, закрывали.
Лысый, прищуренный за очёчками, методический и скучный Гессен построил речь на том, что общая политика партии Народной Свободы, как бы ни клеветали на неё, – не буржуазная, а внеклассовая, она всегда поддерживала основные народные требования о земле, о 8-часовом рабочем дне, а потому во многом совпадает с политикой социалистов, в одном объёме с ними признаёт гражданские и политические свободы, одинаково с ними относится к анархии, да и к пораженчеству: они вовсе не сплошь дефетисты, как утверждает Павел Николаевич. Расхождения у нас только с теми социалистами, которые отказываются от общего избирательного права в пользу диктатуры одного класса, что совершенно противоречит демократии.
– Конечно, – признался Иосиф Владимирович, – Россия сейчас управляется не демократией, а революционной олигархией, революционной аристократией. На народных собраниях теперь часто господствуют политическая ложь и политические интриги. А нам нужна демократическая закономерность. Но есть надежда, что нынешнее большинство Совета склоняется к закономерной демократии. Всё-таки государственное сознание у них быстро растёт.
Ему возразили: одна правящая каста ушла, а новая применяет те же приёмы.
За коалицию выступил и князь Дмитрий Иванович Шаховской, худой, поленобородый, с постоянно удивлёнными круглыми глазами. Он настаивал, что вступление левых в правительство – это приобретение, и очень важно, что они вступают как представители своих партий. Нельзя ждать Учредительного Собрания, надо пользоваться случаем, что создаётся коалиционное правительство по партийному принципу.
– Но можно ли установить такую власть на пороховом погребе? – усмехнулся Маклаков.
Кокошкин сидел больной, не выступал.
Но пошла череда ораторов – сплошь за коалицию: князь Павел Дмитриевич Долгоруков, Моисей Сергеевич Аджемов, Давид Давидович Гримм, Николай Михайлович Кишкин – а им только открывалось единое мнение кадетов-москвичей и кадетов-провинциалов: конечно за коалицию, она рисовалась им единственной и последней надеждой.
Да, признавал неистощимый комиссар Москвы: положение тревожное, но бывает тревога, ведущая к отчаянию, а бывает тревога, укрепляющая веру. Кишкин – верил.
Мануйлов считал, что все тревоги вознаградятся, если создастся правительство с полнотой власти.
Милюков сидел каменный. Он уже видел, что дело проиграно, – и даже с его упорством не повернуть их. Взращённая им головка партии уплывала из-под его руки. Личная обида так рано и безпомощно потерять свой прирождённый министерский пост – расширялась и дальше: это была утеря руководства партией.
Но ещё больше и ещё непоправимей: вот кадетская партия, партия российской духовной элиты, предавала те миллионы своих приверженцев по стране, которые только что громом негодования отозвались на петроградские уличные волнения. Столько сторонников! – и не опереться на них? и не попытаться бороться? Вялые, слабые души. И сердце хотело – уже не для победы – чтобы ещё кто-нибудь, выразительно и хлёстко, поддержал его точку зрения.
Теперь слово взял князь Евгений Николаевич Трубецкой – всегда яснолобый, но более устремлённый вглубь себя, а потому рассеянный. И вдруг:
– Павлу Николаевичу мы не можем сделать ни одного упрёка. Его линия поведения от начала до конца – наша. Потому и пришлось ему уйти от власти, что он был верен нашим заветам. Его отставка была безукоризненно правильна: не мог он оставаться министром, когда нарушены наши идеалы. Когда-нибудь народные массы поймут, что они были обмануты мнимыми народными друзьями, демагогами, которые утверждали, что проливы нужны для каких-то капиталистов. А мы – были правы, и не несём перед народом ответственности за измену народному делу. Милюков – спас честь своей партии.
Никак не сентиментален, не чувствителен был Павел Николаевич отроду и посегодня, но даже защипало в горле у него, как хорошо сказал князь. От него вообще никогда не знаешь, чего ожидать.
И действительно – не знаешь, Трубецкой тут же и повернул – политически, кажется, нелогично:
– Однако это совсем не значит для нас, остальных, что мы имеем право уклониться от ответственности за эвентуальный поворот во внешней политике сегодня. Не значит, что в нынешнюю критическую минуту наша партия может позволить себе уйти от власти. Безконечно парадоксально нынешнее положение – и парадоксален же правильный выход из него. Ведь мы – перед лицом анархии, и наш теперь уход означал бы, что мы не находим средств борьбы с ней. Какая атмосфера возникла бы в стране! Это было бы отречением от России.
Он всё более увлекался и, может быть, терял ощущение присутствующих, собрания, повода?
– Кажется, наступил тот момент, когда русским людям надо напомнить о России, мы положительно забываем о ней. Освободившись от гнёта царизма, мы потеряли и чувство фактов. Шум в головах, сумбур. Историческое чутьё заглохло, будто в огне революции сгорели не только полицейские участки, но и вся русская история. Кто против буржуазии, кто против Ленина, – а как плести ткань будущей России? Россия – выше партий, и её судьба важней партийных программ.
Тут Ариадна Тыркова серебристо сдерзила:
– Помните Достоевского? – «как их Гамбетте, им сначала республика, а потом уже отечество»?
А Трубецкой не упустил политической нити и того решения, к которому вёл вопреки своему началу:
– Партийная борьба хороша в нормальных условиях, а сейчас для России нужно объединение внепартийное. Россия может быть выведена из грозной опасности только твёрдой волей и единодушными усилиями всех. Под сомнение поставлена независимость и вся будущность России – и гражданская ответственность лежит на каждом. Никто не смеет быть безучастным! А соединение наших усилий с социалистами – даст всесокрушающую силу. Великое дело народа может быть завершено только на основе соглашения всех партий! Да, это наша великая жертва, что мы остаёмся в правительстве. Но – и проба нашего мужества, патриотизма и сознания ответственности перед страной.