Красное на белом
Шрифт:
— Очнись, поручик, — голос князя вывел офицера из раздумий. — Спать сюда зван?
— Простите великодушно, ваше сиятельство.
— Я звал тебя. Тучи сгустились над моей головой! И многие отвернулись от меня. Пашка Ягужинский рожу свою воротит. А сам вор каких мало! Генерал-прокурор! Обер-фискал волком на меня глядит! Государь гневен и сегодня я мог не вернуться из его дворца. На коленях просил его простить. Смилостивился и только штраф с меня взял 250 тысяч рублей. Но теперь я не Президент коллегии военной и не генерал-фельдмаршал. Но, боюсь, дело этим не кончится. Царь комиссию назначил для проверки моих дел.
— Я слышал о ваших затруднениях, ваше сиятельство. И вы можете на меня рассчитывать. Я помню, чем вам обязан. Хотя вы и забыли обо мне потом.
— Забыл? Я сделал тебя офицером гвардии. А что выше не поднялся, то радуйся, а не переживай. Те, кто высоко поднялся благодаря мне, теперь в застенках у Ушакова соловьями поют. Эх! Грехи наши тяжкие.
Поручик вздрогнул при упоминании о грозном начальнике тайной канцелярии генерале Андрее Ушакове.
— Тебя я вызвал с одной целью. Повезешь сундук с деньгами к одному монастырю. Там его схоронят. А то император и на них руку наложит.
— А много ли денег в сундуке?
— Много. Хотя поменьше чем лежит у меня в иностранных банках. Миллион.
— Сколько? — у поручика парик съехал в сторону.
— Миллион рублей. Да еще кое-какие драгоценности. Но смотри, поручик, если уворуешь…
— Будь в надеже, князь. Мое слово крепко.
— Потому и верю тебе.
Меньшиков встал с кресла и стал ходить по кабинету.
— Сколько человек охраны будет при мне и когда ехать? — спросил офицер.
— А сколь слуг то у тебя?
— Слуг? — удивился поручик. — Да помилуй, князь. Откуда слуги-то? Жалование-то всего 10 рублев, да и то сколь времени не плачено. Один денщик Данилка. Вот все мои слуги.
— Вот с ним и поедешь.
Поручик опешил и несколько минут молчал.
— Чего молчишь?
— А того молчу, что ты шутишь со мной, князь. Да в нынешнее время и сотней золотых червонцев выходить опасно. А то миллион! Я такие деньжищи и во снах не видывал.
— Нет, — решительно тряхнул головой Меньшиков. — Пойми, если большой эскорт снарядить, враги дознаются, что я золото прячу. Царь фискалов пошлет по следу, а среди них есть такие черти, что и со дна Невы достанут. Ежели малый снарядить, то тебя дорогой ограбят. Шиши сейчас так и шныряют. А так едут офицер с денщиком. Чего при них есть-то? Ведь не генерал путешествует, а поручик. Для тебя приготовят старую двуколку. А её как разбойники увидят, так не то, что ограбят — сами подадут тебе на бедность. Смекаешь?
— Ну, голова у тебя, князь! А ведь верно-то! Так никто и не догадается.
— Сделаешь все, как сказал, получишь награду. Коли я снова в фавор войду — майором гвардии станешь.
— Рад служить, ваша светлость.
— Мое слово тоже крепкое, поручик. Ты покудова мундирчик-то свой не меняй. Он как раз то, что надобно. Рвань-рванью.
— Да и нет у меня, князь, иного мундира.
— Возвернешся с добром будет…
Год 1725-й.
….Стоило старой двуколке отъехать от Петербурга верст на 50–60, как случилось то, чего Меньшиков хотел более всего на свете. Государь Петр Алексеевич умер. Горластые глашатаи были разосланы по всем улицам и площадям, дабы объявить о случившемся.
Теперь уже никогда не увидит он этих страшных глаз, которыми Петр буквально прожигал его насквозь. Никогда более не поднимется дубинка в державных руках, чтобы пройтись по спине вороватого фаворита. Знал бы Александр Данилович о том, что будет, может, и не слал бы посылать поручика в такую даль. Но что сделано, то сделано. И пусть все идет своим чередом. Тем более что для Меньшикова тревожные дни не кончились.
Теперь он может осуществить все о чем мечтал только в своих снах. При жизни государя даже такие мечты пугали его. Царь Петр не любил шутить как и его грозный предшественник Иван IV. Запросто мог отправить в застенок к палачам, а те даже о мыслях крамольных дознаются.
Но теперь все изменилось и престол империи Российской сиял перед ним такой близкий и такой далекий.
Александр Данилович стал дествовать. Надобно своего человека на трон посадить и все милости, утерянные им, вернуть. Он еще все покажет где раки заимуют…
Год 1725-й.
…Большой кованный сундук был доверху набит золотыми монетами. Сильные руки захлопнули его крышку, и ключ несколько раз со скрипом повернулся в замке.
— Здесь золотых монет на миллион рублей. А вот в этом ларце драгоценности, — рука указала на ларец с резьбой и позолотой. — Оцениваются они приблизительно в миллион. И то если продавать по самой скромной цене.
Худой монах в черной рясе со строгим и постным лицом аскета безучастно кивнул в ответ. Ни один мускул на его лице не дрогнул, когда он услышал о суммах лежавших прямо пред ним.
— Вы действительно отреклись от мира и его суетности, отче, — мужчина в форменном преображенском мундире стал ходить по келье.
— Мне много лет и жизнь моя кончена. Мне недолго осталось ходить по этой земле и материальные блага меня мало волнуют.
— Все это так, но здесь не тысяча и не две золотых, а миллион! Такая сумма способна выбить из колеи кого угодно.
— Я же уже сказал, что земные блага меня совершенно не интересуют, поручик. И хватит об этом.
— Светлейший князь считает, что это именно то место, где его деньги смогут быть надежно спрятаны.
— А разве это все деньги светлейшего? — усмехнулся монах. — Это лишь жалкая часть состояния приобретенного неправедным путем. Не беспокоитесь, поручик, я выполню условия договора. И об этих средствах никто и никогда не узнает. Только вы и светлейший.
— Я дал слово, отче.